— Черт возьми, Делия, я проехал шестьсот миль, а ты даже не пыталась поддержать разговор!
Щеки мои заливает румянцем.
— Прости. Я думала…
— Что? Что мне больше нечем заняться? Что у меня нет своей жизни? Что мне приятнее возить тебя к черту на рога, чем заниматься вот этим?
С этими словами он обхватывает мое лицо руками и неумолимо, как магнит, притягивает меня к себе. Наши губы смыкаются грубо, с горечью; щетина царапает мне кожу, и жжение от этого чем-то напоминает раскаяние.
Он не Эрик, поэтому губы наши движутся в непривычном ритме. Он не Эрик, поэтому мы сталкивается зубами. Он держит ладонь у меня на затылке, как будто боится, что я исчезну. Сердце мое бьется с невероятной силой.
— Мамуля!
Фиц отпускает меня, и, обернувшись, мы видим, что Софи с любопытством глядит на нас.
— О господи… — бормочет он.
— Софи, солнышко, — быстро нахожусь я, — тебе просто приснился сон. — Я неловко вылезаю из машины и так же неловко беру дочь на руки. — Иногда забавные вещи видишь во сне, правда?
Она снова обмякает у меня на плече. Из машины выскакивает Грета. Фиц уже тоже успел выйти.
— Делия…
В трейлере зажигается свет, открывается дверь. По алюминиевой лесенке спускается в одних трусах Эрик. Он берет у меня Софи как товар, за который внес плату.
Прежде чем я успеваю что-то сказать, ночь взрывается ревом мотора. Это Фиц, подняв облако пыли и гравия, уносится прочь.
— Звонила сестра Рутэнн. Хотела узнать, как ты добралась, — тихо, чтобы не разбудить Софи, говорит Эрик. — Она мне обо всем рассказала.
Я молчу. Он укладывает Софи в кровать и закутывает ее в одеяло. Потом закрывает дверь в крохотную спальню и кладет руки мне на плечи.
— Ты в порядке?
Я хочу рассказать ему о резервации хопи, где земля у тебя под ногами готова в любой момент рассыпаться. Хочу рассказать о том, что совы умеют предсказывать будущее. Хочу рассказать, что чувствуешь, когда с высоты в двадцать этажей летит человек, а на небе тучи складываются в его силуэт.
Я хочу извиниться.
Но вместо этого я только безутешно рыдаю. Эрик опускается на корточки и обнимает меня.
— Ди, — просит он чуть позже, — ты можешь пообещать мне одну вещь?
Я отстраняюсь, решив, что он, как и Софи, видел нас в машине.
— Какую?
Он сглатывает ком в горле.
— Что я не стану таким, как твоя мать.
Сердце у меня сжимается.
— Эрик, ты больше не будешь пить.
— Я не о выпивке, — говорит он. — Я просто боюсь потерять тебя, как потеряла она.
Эрик целует меня с такой нежностью, что я теряю последние крохи самообладания. Я целую его в надежде обрести веру, сравнимую по глубине. Я отвечаю на его поцелуй, хотя по-прежнему ощущаю вкус Фица — как конфету, украденную и спрятанную за щекой. Никогда бы не подумала, что в этот момент мне может быть сладко.
VII
«Я это сделал», — говорит моя память.
«Я не мог этого сделать», — говорит моя гордость и остается непреклонной.
В конце концов память уступает.
Фридрих Ницше. За гранью добра и зла
ЭНДРЮ
— Выпей. — Компактный протягивает мне флакон шампуня.
Я смотрю на него как на умалишенного.
— Ни за что. Меня же стошнит.
— Конечно, дурень. Всем интересно, куда подевалась та пуля. Не будешь же ты ждать, пока она выйдет с другого конца.
После побоища на спортплощадке Стикса с дротиком в глазу отправили в больницу на офтальмологическую операцию. Его на какое-то время поместят в изолятор за нарушение дисциплины, но рано или поздно он снова будет здесь и мы непременно вернемся к нашим баранам.
Я беру у Компактного флакон и выпиваю половину. Секунду спустя я уже корчусь над унитазом, обхватив живот руками.
— Да нет же, так она попадет в канализацию!
Компактный хватает меня за плечи и разворачивает так, чтобы я блевал в мойку из нержавейки. Пуля звякает о слив.
— Вот так-то, — ухмыляется Компактный и достает из-под койки чистое полотенце.
Обернувшись, я замечаю за решеткой нашей камеры Фетча. Этот долговязый, во всех отношениях неприятный паренек с нацистскими татуировками на бицепсах выслуживается перед Стиксом. Он глаз с нас не спускает.
— Эй, сопляк! — кричит ему Компактный. — Если хочешь скрысятничать Стиксу, передай ему вот что. — И он целится в Фетча пальцем. — Пиф-паф.