Последние отзывы

  191  

— Несколько дней назад вы хотели мне почитать, — проговорил он. — В тот вечер я не мог вас послушать. Сегодня я к вашим услугам. Небольшая практика во французском языке вам не повредит: я заметил, что ваше произношение начинает портиться.

— Что мне читать?

— Вот посмертное издание Сент-Пьера. Прочтите несколько страниц из «Отрывков об Амазонке».

Шерли опустилась в кресло, заранее поставленное рядом с креслом Луи Мура. Теперь их разделяла только книга на столе, и девушка склонилась над ней так низко, словно хотела закрыть страницы от учителя своими длинными локонами.

— Подберите волосы, — сказал Луи Мур.

Какое-то мгновение Шерли не знала, повиноваться ей или нет. Она исподтишка взглянула на учителя. Если бы он смотрел на нее сурово или робко, если бы она уловила в его чертах хоть тень нерешительности, Шерли наверняка взбунтовалась бы и урок тем и кончился. Но он просто ждал, что она повинуется, и лицо его было спокойно и холодно, как мрамор. Шерли покорно откинула длинные пряди. Хорошо, что у нее был такой приятный овал лица и упругие гладкие щеки, — другое лицо, лишившись смягчающей теня кудрей, могло бы потерять свою прелесть. Впрочем, перед кем ей было красоваться? Ни Калипсо,^[122] ни Эвхарис не стремились очаровать Ментора.^[123]

Шерли начала читать. Она отвыкла читать по-французски и запиналась. Дыхание ее сбивалось, она спешила, и во французскую речь то и дело врывались английские интонации. Наконец она остановилась.

— Не могу! Почитайте мне сами немного, мистер Мур, прошу вас!

Он начал читать, она повторяла за ним и через три минуты полностью переняла его произношение.

— Отлично! — похвалил ее учитель, когда она дочитала отрывок.

— C'est presque le Français rattrapé, n'est ce pas?^[124] — спросила Шерли.

— Но писать по-французски, как раньше, вы уже вряд ли сумеете?

— Конечно! Теперь я запутаюсь в согласовании времен.

— Вы уже не смогли бы написать такое сочинение, как тогда: «La premiére femme savante»?^[125]

— Неужели вы еще помните эту чепуху?

— Каждую строчку.

— Я вам не верю.

— Берусь повторить все слово в слово.

— Вы запнетесь на первой же строке.

— Хотите проверить?

— Хочу!

Луи Мур начал читать наизусть; он читал сочинение Шерли по-французски, но мы даем его в переводе, чтобы не затруднять читателей.

* * *

«Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божий увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал».

«Случилось это на заре времен, когда хор утренних звезд еще не смолкал на небесах.

Времена эти столь далеки, что в тумане и росной дымке, в предрассветных сумерках, чуть забрезживших сквозь мрак, не разглядеть обычаев, не различить пейзажа, не узнать тех мест. Достаточно сказать, что мир в те времена уже существовал и люди уже населили его: их страсти и привязанности, их страдания и наслаждения уже наложили отпечаток на лицо Земли и вдохнули в нее душу.

Одно из племен человеческих поселилось в некоей стране. Что это было за племя — неведомо, что за страна — неизвестно. Когда вспоминают о тех временах, обычно говорят о востоке; но кто может поручиться, что точно такая же жизнь не кипела тогда на западе, юге, севере? Кто поручится, что племя это обитало не под азиатскими пальмами, а кочевало в дубравах на одном из островов наших европейских морей?

Перед моими глазами встает не песчаная пустыня и не маленький скудный оазис. Я вижу лесистую долину среди скал, где деревья смыкают кроны сплошным шатром, где царит вечный сумрак. Вот истинное обиталище существ человеческих! Но их здесь так мало, шатер листвы так плотен и густ, что их не видно и не слышно. Можно ли их назвать дикарями? Несомненно. Их орудия пастушеский посох и лук; они наполовину пастыри, наполовину охотники; и стада их так же дики и свободны, как стаи зверей в лесах. Счастливы ли они? Нет. Во всяком случае, не счастливее нас. Добры они? Нет. Они не лучше нас, ибо у них, как и у нас, одна природа — человеческая. И всех несчастнее в племени маленькая девочка, круглая сирота. Никто о ней не заботится; иногда ее кормят, но чаще забывают. Живет она то в старом дупле, то в холодной пещере и лишь изредка находит пристанище в чьей-нибудь хижине. Всеми покинутая, никому не нужная, она больше времени проводит среди зверей и птиц, нежели среди людей. Голод и холод стали ее неразлучными спутниками, печаль витает над нею, ее окутывает одиночество. Беззащитная и беспомощная, она должна была бы давно погибнуть, но она живет и растет: зеленая дикая чаща питает ее, как мать, то сочными ягодами, то сладкими кореньями и орехами.

  191