92 
Днем Брунетти отправился на виа Гарибальди. Когда он позвонил в квартиру Маскари, вдова спросила, кто там, и он назвал свое имя и звание.
В квартире было все по-прежнему. Шторы были опущены, хотя от этого, казалось, внутри скапливается жара. Синьора Маскари еще похудела и выглядела более собранной.
– Вы очень любезны, синьора, – начал Брунетти. Когда они уселись друг против друга в гостиной. – Я пришел сообщить вам, что все подозрения с вашего мужа сняты. Он не совершал ничего противозаконного, он стал безвинной жертвой преступления.
– Я знала об этом, комиссар. Я с самого начала знала.
– Мне очень жаль, синьора, что у нас возникали подозрения насчет вашего мужа.
– Вашей вины в том нет, комиссар.
– И все-таки я должен извиниться. Но преступники, виновные в его гибели, найдены.
– Да, я знаю. Я читала в газетах. Не думаю, что это имеет какое-то значение.
– Они получат по заслугам, синьора. Я обещаю.
– Боюсь, это не поможет ни мне, ни Леонардо. – Брунетти начал было возражать, но она перебила его: – Комиссар, газеты теперь могут писать что угодно, какую угодно правду, но люди все равно запомнят только ту первую историю, которая появилась, когда нашли его тело, как он был в женском платье, что он был трансвестит.
– Но ведь все будут знать, что это неправда, синьора.
– Такую грязь не отмоешь, комиссар. Людям нравится думать о других плохо. Чем хуже они считают других, тем лучше они кажутся сами себе. Даже через много лет, услышав имя Леонардо, все вспомнят платье, и что писали газеты, и все грязные слухи, которые о нем ходили.
Брунетти знал, что она права.
– Мне очень жаль, синьора.
Больше сказать было нечего.
Она наклонилась и дотронулась до его руки:
– Такова человеческая природа, комиссар. Но все равно – спасибо за сочувствие. – Она отняла руку и выпрямилась. – Что-нибудь еще?
Брунетти понял, что ему пора. Сказав, что нет, что больше ничего, он распрощался и ушел, оставив ее одну в сумрачном доме.
Ночью над городом разразилась буря. Ветер срывал с крыш черепицу, сбрасывал с балконов горшки с геранью, валил деревья в скверах. Три часа без перерыва бушевал ливень. В водостоках бурлила вода, унося в каналы мешки с мусором. После дождя внезапно похолодало. Холод пробрался в спальни, заставляя спящих жаться друг к другу. Брунетти, который спал один, проснулся около четырех часов и достал из шкафа одеяло. Во второй раз он проснулся в десятом часу, но, решив, что в квестуру до обеда не пойдет, заставил себя уснуть еще на час. В одиннадцать он встал, приготовил кофе и принял горячий душ, впервые за несколько месяцев радуясь горячей воде. Одевшись, он вышел на балкон сушить волосы. Когда он допивал вторую чашку кофе, за спиной у него как будто щелкнул замок. Он обернулся и увидел Паолу. А вместе с нею Кьяру и Раффаэле.
– Чао, папа! – радостно закричала Кьяра, бросаясь к нему.
– Что случилось? – спросил он, обнимая Кьяру, но смотря на ее мать.
Кьяра вырвалась из его объятий и подняла смеющееся лицо:
– Посмотри на меня, папа.
Он посмотрел: самая милая рожица на свете, и как загорела.
– Ну папа, разве ты не видишь?
– Чего, детка?
– Я подцепила корь и нас выгнали!
И хотя в городе с приходом ранней осени установилась прохлада, в ту ночь Брунетти не доставал одеяла.
92 
