Особенно,... 
54 
Но нельзя бросить дело незавершенным.
Он должен был узнать, куда подевался этот придурок, что же все-таки произошло, жив ли в самом деле приятель его юности, которого он оплакал, на чьих похоронах присутствовал, не ухитрился ли он сбежать из одной из самых надежных тюрем в стране, сбежать из Death Row всего за несколько месяцев до казни.
Двадцать миль. Он проехал половину пути, оставался еще примерно час. Хаттон остановился у ночного придорожного кафе, купил бутерброд с колбасой на странном желтоватом хлебе и один из этих энергетических тоников на глюкозе. Он не очень-то и устал, но снегопад, тьма кромешная и включенные фары встречных машин раздражали глаза и туманили мозги, так что на миг у него закружилась голова. Глоток свежего воздуха, колбаса и напиток с глюкозой — и вот он снова бодр и в порядке.
Рубен Фрай все еще оставался в Цинциннати. Его почти час допрашивали в конторе ФБР, так что засиделись за полночь, смотрели в темноту за окном и задавали вопросы отцу, утверждавшему, что его сын мертв, что он скорбит о нем вот уже шесть лет и что больше ему ничего не известно.
Рубен Фрай не смог им объяснить, почему он за четыре месяца до смерти Джона заложил свой дом и получил за него сто пятьдесят тысяч долларов в Сберегательном банке Огайо в Колумбусе, а когда они продолжили давить на него, не получая ответа, он спустя какое-то время расплакался и попросил их перестать растравлять его раны.
Фрай теперь спит за казенный счет в кровати в отеле «Рамада-Инн» в пригороде. Цены в гостинице несусветные, при таком-то убожестве. Бенджамен Кларк ночевал в соседней комнате: не то чтобы они опасались, что Рубен Фрай вдруг возьмет, откроет дверь и сбежит, но Кевин Хаттон хотел все сделать по правилам, он более десяти лет служил в ФБР, но такого дела у него еще ни разу не было.
Он никогда даже не слышал, чтобы в какой-либо тюрьме сбегали из Death Row.
Ни разу ему не приходилось иметь дело с ожившими мертвецами.
И никогда прежде не проходил у него по делу столь близкий ему человек.
Они были знакомы столько, сколько он себя помнил. Жили по соседству в Маркусвилле, вместе играли красными пожарными машинками в песочнице на общей детской площадке, учились в школе в одном классе, каждый день сидели бок о бок за одной партой, вместе играли в футбол в молодежных командах Маркусвилла, вместе мечтали о девчонках, забирались в зеленую комнату на чердаке и разглядывали порнографические журналы из мусорного бака старика Стивена, — разведали, когда тот выбрасывал их раз в две недели, когда приходил новый.
Потом приятели несколько отдалились друг от друга, когда Джон познакомился с Элизабет и уже трахался с ней по-настоящему, да еще он отсидел два срока в исправительной школе, оба раза за причинение особо тяжких.
Обоим было тогда всего семнадцать, но они уже знали, что их пути разойдутся.
Кевин стал ответственным оперативным сотрудником ФБР.
Джон был осужден за убийство.
Но Хаттон так по-настоящему и не понял, что там произошло. Конечно, Джон горячая голова и, казалось, сам искал драки, они ему словно нравились, но он был не из тех, кто сначала переспит с девчонкой, а потом пристрелит ее и преспокойно уйдет своей дорогой.
Хаттон поначалу навещал приятеля в тюрьме, хотел показать, что верен дружбе. Само собой, он приходил как частное лицо и не использовал своих полномочий, но все эти чертовы процедуры, которые надлежало проходить всякий раз, когда он туда отправлялся, — истерическая служба безопасности и сознание того, что ничего нельзя сказать, потому что все вокруг слушают и записывают; из-за этого у него быстро пропала охота заходить в это заведение, он появлялся там все реже, а в последние годы вообще перестал.
И вдруг Джон возьми и умри.
Конечно, Кевин собирался навестить его перед казнью. Он следил по газетам за рассмотрением прошений о помиловании, которые подавали Рубен и его адвокат, и понимал, что от губернатора милости ждать нечего: Джону суждено умереть от инъекции яда и своей смертью подтвердить, что Огайо в самом деле решил вернуться в статистические отчеты о приведенных в исполнение приговорах.
И вот он умер в камере.
Кевин крепче сжал руль, допил остатки тоника. Паршивое все это дело.
Он не больно-то ценит их дружбу, убедил он себя, настали новые времена, они не так много теперь друг для друга и значат, и посещения он прекратил потому, что их дружба сошла на нет, кончилась.
54 
