Уик-энд был славный. Йоркширские крикетисты разгромили Дербишир в финале Кубка «Жилетта», а если «Лидс Юнайтед», завершающие сезон чемпионами лиги, не сумели дома выиграть у «Манчестер Юнайтед», то им, по крайней мере, удалось добиться ничьей со счетом 2:2, причем голы забивал Билли Бремнер.
Портило картину одно: в воскресенье Ивонны не было почти всю ночь, и это уже не в первый раз. Чедвик лежал без сна, пока не услышал, как около половины седьмого она явилась, а к тому времени ему уже самому пора было вставать и собираться на работу. Ивонна сразу же прошла к себе в комнату и закрыла дверь, так что он отложил неизбежную ссору на потом, и теперь это его угнетало. Он не понимал, что происходит с дочерью, что творится у нее в голове, но, что бы ни творилось, его это пугало. Ему казалось, что нынешние молодые становятся все чуднее и чуднее, все больше выходят из-под контроля, и Чедвик, похоже, уже не в состоянии был найти с ними общий язык. Эти юноши и девушки казались ему представителями другого биологического вида. Особенно его собственная дочь.
Чедвик попытался выбросить из головы тревожные мысли об Ивонне и стал просматривать криминальные сводки: история с самовольным захватом офисного здания в центре Лидса, арест крупной партии наркотиков в Чепелтауне, нападение на женщину в Брэдфорде — орудием послужил камень, засунутый в носок. Это случилось на Мэннингем-лейн, отметил он, а ведь всем известно, какого сорта женщин можно встретить на этой улице. Но все равно она бедняжка, никто не заслуживает, чтобы его били камнем в носке. Сразу за границей графства, в Северном Йоркшире, Бримлейский фестиваль прошел довольно спокойно: лишь несколько арестованных пьяных и торговцев наркотиками (на подобном мероприятии это вполне закономерно) и кое-какие неприятности со скинхедами у одного из ограждений.
Примерно в полдевятого Чедвик добрался до следующей папки, но только он ее открыл, как Кэрен, приоткрыв дверь, заглянула к нему и сообщила, что его желает видеть старший детектив-суперинтендант Маккаллен. Чедвик положил папку обратно на верхушку стопки. Если его хочет видеть сам Маккаллен, значит, стряслось что-то серьезное. И в любом случае это наверняка поинтереснее, чем бумажки.
Маккаллен восседал в своем просторном кабинете, пыхтя трубкой и наслаждаясь панорамой. Бразертон-хаус угнездился на западном краю центра города, примыкая к зданиям университета и городской больницы Лидса; его окна выходили на запад — на новую Внутреннюю кольцевую дорогу и Парк-Лейн-колледж. Все старые фабрики и заводы в окрестностях, почерневшие от сажи за сто с лишним лет, в последние два-три года были снесены, и теперь, казалось, из руин викторианского прошлого поднимается совершенно новый город: Международный плавательный бассейн, Драматический театр Лидса, Центральный почтамт Йоркшира. Небо прочерчивали скрещивающиеся стрелы кранов, воздух наполнял звук отбойных молотков. Сейчас в городе, куда ни посмотри, повсюду увидишь какую-нибудь стройку — или Чедвику так только казалось?
В том, что будущее лучше прошлого, которому приходит на смену, он был уверен не больше, чем в том, что возникающий миропорядок лучше старого. Во многих новых зданиях ему виделась какая-то однообразная стерильность: как правило, это были группы башен из бетона и стекла, перемежающиеся террасами муниципальных домов из красного кирпича. Викторианские строения, такие как Бин-Инг-Миллз, фабрика Бенджамина Готта, [2] возможно, выглядели немного более мрачными и ветхими, зато у них, что ни говори, было свое лицо. А может быть, подумалось Чедвику, он просто делается старомодным консерватором в том, что касается архитектуры; вот и к молодежи он относится так же. Хотя в сорок восемь лет еще рановато таким становиться. Он мысленно призвал себя быть терпимее к хиппи и архитекторам.
— Садись, Стэн, — пригласил Маккаллен, указывая на кресло напротив своего стола. Это был суровый, плотно сбитый мужчина, человек старой закалки; до пенсии ему уже было рукой подать. Строгий ежик седых волос, резкие, тяжеловатые черты лица, властный блеск прищуренных глаз. Поговаривали, что у него нет чувства юмора, но Чедвик считал, что есть, однако настолько мрачное и так глубоко запрятанное, что сослуживцы то ли не могут, то ли просто не хотят его отыскивать. Во время войны Маккаллен служил в десантных войсках, сам же Чедвик тоже повоевал более чем достаточно. Ему хотелось думать, что это создает между ними некую связь, хотя они никогда об этом друг с другом не говорили. Сближало их и шотландское происхождение. Мать Чедвика была шотландкой, а отец работал в свое время на верфях Клайдбанка. Чедвик вырос в Глазго, а в Йоркшир перебрался лишь после войны.