Особенно,... 
113 
— Я это знал.
— Но, пап… Как?
— Назови это отцовским инстинктом. — Или полицейским инстинктом, подумал он. — Продолжай.
— Я там зависала со своими… Они бы тебе не понравились. Вот почему… вот почему я тебе не говорила. Но эти люди, они меня любят, пап. Нам нравится одна и та же музыка, у нас одни и те же идеи, всякие мысли насчет общества и прочего. Они особенные. С ними не скучно, не то что с ребятами из нашей школы. Они читают стихи, пишут и играют музыку.
— Студенты?
— Некоторые — да.
— Значит, они старше тебя?
— При чем тут возраст?
— Неважно. Давай дальше.
Ивонна, казалось, испытывала неуверенность, стоит, ли ей продолжать, и Чедвик понял, что ему надо свести свои вопросы и комментарии к абсолютному минимуму, если он надеется добиться от дочери правды.
— Все было отлично, просто отлично. А потом… — Она снова начала дрожать, но взяла себя в руки и продолжала: — Там есть один человек, его зовут Мак-Гэррити. Он старше, чем другие, и ведет себя очень странно. Он меня всегда пугает.
— Как?
— У него такая жуткая кривая ухмылка, когда ее видишь, чувствуешь себя чем-то вроде насекомого, и он вечно цитирует то Элиота, то Библию, то еще что-нибудь. А иногда просто шагает туда-сюда, постукивая ножом по ладони.
— Что за нож?
— Пружинный нож, черепаховая ручка.
— По какой ладони он им стучит: по правой или левой?
Ивонна нахмурилась, и Чедвик опять сказал себе, что ему лучше проявлять осторожность. Ничего, это подождет.
— Прости, — сказал он. — Неважно. Продолжай.
— Они говорят… Стив говорит, что Мак-Гэррити чудноватый, потому что его лечили электрошоком. Говорят, когда-то он был великий блюзмен, играл на губной гармонике, но после лечения он больше не может играть…
— Это он тебя обидел?
— Да. Я сегодня днем пошла туда увидеться со Стивом, это мой парень, но его не было, был только Мак-Гэррити. Я хотела уйти, но он настоял, чтобы я осталась.
— Он тебя заставил силой?
— Ну не то чтобы силой, но мне было неуютно. Я надеялась, что скоро вернутся Стив и остальные…
— Он был под кайфом?
Ивонна отвела глаза и кивнула.
— Ясно. Давай дальше.
— Он говорил такие жуткие вещи.
— О чем?
— О той девушке, которую убили. И о тех убитых в Лос-Анджелесе. И обо мне.
— Что он сказал о тебе?
Ивонна опустила взгляд:
— Грубости. Я не хочу повторять.
— Ладно. Не волнуйся. Он тебя трогал?
— Он схватил меня за локоть и трогал лицо, все не так, как ты подумал. Но это меня испугало. Я ужасно боялась, что он еще что-нибудь сделает.
Чедвик почувствовал, как невольно стискивает зубы.
— И что было потом? — нахмурился он.
— Я подождала, пока он повернется ко мне спиной, и убежала.
— Умница. Он тебя преследовал?
— Кажется, нет. Я не оборачивалась.
— Ясно. Ты молодец, Ивонна. Теперь ты в безопасности.
— Но, пап… а если он…
— Если он — что? Он был в Бримли?
— Да.
— С вами?
— Нет, он просто бродил по полю.
— Ты не видела, чтобы он уходил в лес?
— Нет. Но было темно. Я бы и не увидела.
— Куда ты сегодня ходила?
— Это рядом, на Спрингфилд-маунт. Слушай, пап, они нормальные ребята, правда. И Стив, и все остальные. Только Мак-Гэррити не такой. Что-то с ним не в порядке, я уверена.
— Он был знаком с Линдой Лофтхаус?
— С Линдой? Я не… хотя да, да, был знаком.
Чедвик навострил уши, слыша, как по-свойски Ивонна произносит это имя.
— Откуда ты знаешь? Ничего, Ивонна, ты можешь мне рассказать правду. Я на тебя не буду сердиться.
— Обещаешь?
— Чтоб мне провалиться!
Ивонна улыбнулась. Это был их старый ритуал.
— Я с ней встретилась в другом доме, на Бэйсуотер-террас, — сказала она. — Есть три места, где народ собирается, ну, послушать музыку, всякое такое. Остальные два — на Спрингфилд-маунт и Кэрберри-плейс. В общем, как-то летом я туда пришла со Стивом, и там была Линда. И Мак-Гэррити был. Ну, то есть они друг друга не очень хорошо знали, не были близки или еще что-нибудь, но он был с ней знаком.
Чедвик помедлил, пытаясь переварить все это. Бэйсуотер-террас. Дэннис, Джули и все остальные. Значит, Ивонна была частью этой компании. Его родная дочь. Он сдерживался, напоминая себе, что обещал не сердиться. Бедная девочка получила такую травму, ей так трудно было раскрыться перед ним, и меньше всего она нуждалась сейчас в отцовских назиданиях. Но удержать гнев было непросто — у него даже заныло в груди.
113 
