— Какая глупость! И кто же этот… — и тут же, словно сообразив: — ну, конечно! Неужели Эномото-кун?!
— Нет, не он. Я не могу назвать вам имени. Но при таких обстоятельствах будет лучше, если мы все-таки разберемся, кто эта дама.
— Так ведь было же установлено, что убитая — Катагири Цунэко?
— Было. Но никто не опознал ее в лицо, и больше того — не нашлось никого из ее родственников. Все, кто проходит по делу, — случайные люди, знавшие мадам менее полугода, и не исключено, что они отнеслись к этому с недостаточной ответственностью.
— А отпечатки пальцев, взятые у жертвы? Такие же были обнаружены в ателье?..
— Ну тот, кто предложил нам эту версию, объяснил, что при определенных уловках такое тоже можно подстроить. Во всяком случае, нам известно, что в тот вечер около десяти часов вы вместе с неизвестной нам дамой ушли из своей квартиры и направились в «Одуванчик».
— Вот оно что! — Нэдзу тщательно вытирал растворителем испачканные пальцы. На губах его неожиданно появилась горькая усмешка. — Понятно. Эту странную историю предложил… Впрочем, — тут он чуть склонил голову набок, как бы стараясь привести в порядок какие-то свои соображения, — время убийства установлено: десять вечера плюс-минус час?
— Да.
— Тогда есть человек, который может засвидетельствовать, что найденный труп не принадлежит посещавшей меня женщине.
— Кто же он?
— Художник Мидзусима Кодзо.
Сыщик Симура ошеломленно взглянул на коменданта. Есть подозрение, что этот самый Мидзусима Кодзо только что сбежал из Хинодэ. Может, Нэдзу в курсе случившегося и специально назвал его своим свидетелем?
— То есть вы хотите сказать, что в тот вечер встретили Мидзусиму?
— Да.
— И где же?
— На станции S.
— На станции S?.. — Симура немедленно достал свой блокнот. — В тот вечер художник Мидзусима сошел на станции S в двенадцать пятьдесят.
— Это хорошо, что вам так точно известно время. Как раз тогда мы с дамой были на станции и поднимались вверх по лестнице. Навстречу нам спускался Мидзусима, так что мы случайно встретились. Он видел мою спутницу и, вероятно, запомнил ее.
— Но послушайте, Нэдзу-сан, — Симура еще не освободился от подозрений. — Вы ушли отсюда примерно в половине одиннадцатого. Пешком до станции минут тридцать, ну сорок. А вы шли два часа двадцать минут?
— С моей больной ногой я вообще хожу в два раза медленнее, чем здоровые люди. А потом, у нас с ней были всякие непростые темы для разговора. Честно говоря, я в тот вечер собирался отправить ее домой на автобусе, но она сама сказала, что хочет еще кое-что обсудить и предложила пройтись до станции. Долго идти пешком для меня приличная нагрузка, поэтому мы еще и останавливались передохнуть.
— И где, простите?
— Примерно на полпути к станции есть школа. Там рядом луга и заросший травой холм. Прежде чем поселиться здесь, я жил на киностудии, поэтому хорошо знаю окрестности. По дороге на станцию мы присели там на холме и долго разговаривали. Оттуда виден наш квартал, видно, как один за другим гаснет свет в окнах…
Нэдзу изо всех сил старался скрывать свои эмоции, но в его речи сквозили боль и тоска. Монотонный, приглушенный голос лишь еще сильнее подчеркивал нестерпимое чувство одиночества, владевшее этим человеком.
А кстати, холм, на котором отдыхали и вели беседу Нэдзу со своей спутницей — не тот ли это, на котором в начале нашего повествования поэт S.Y. видел мужчину с биноклем?..
— И потом вы расстались со своей дамой на станции?
— Да, я проводил ее до контролеров. Я, как вы знаете, хромой, а дама той внешности, что бросается в глаза, так что я полагаю, дежурный тоже нас запомнил.
— Почему вы не можете сообщить, кто та дама и где она сейчас?
— Я непременно сделал бы это, если бы она имела хоть какое-то отношение к тому происшествию. Но она не имеет.
Сквозь ожесточение одиночества тенью мелькнуло невыразимое страдание. Это не прошло мимо внимания Симуры. Но в ремесло сыщика входит и необходимость бередить раны собеседника.
— Один из свидетелей сообщил, что та дама внешне очень похожа на вашу дочь. А по той странной версии, которую я упоминал, она ее мать. То есть, ваша жена. Она считается умершей, но на самом деле жива. Точнее, тогда была жива. Что скажете?
От гнева лицо Нэдзу стало еще более жестким:
— Не считаю нужным отвечать на подобный вопрос. Это никоим образом не связано с убийством.