— Чегой-то она? — Торакити по-гусиному вытянул из-под одеяла шею. Лицо его побагровело.
— Говорила ж я! Ей все слышно.
— Брось ты, она специально подслушивала.
— Мии-ленький! — Канако обхватила мужа руками за шею. — Поостынь малость.
— Еще чего!
— Ты же меня замучаешь.
— Уж кто тут мучается, так это я!
— Не говори так. А я… мне надо повиниться перед тобой.
— Оставь ты это! Давай лучше продолжим.
— Ну подожди же, — Канако попридержала руки мужа. — Ты должен выслушать мое признание. А потом займемся.
— Признание? — Торакити испуганно заглянул жене в лицо. — Ты про Мидзусиму?
— Я такая дура! Чуть было тебе с ним не изменила.
— Чуть было, говоришь? Стало быть, пока все-таки не изменила?
— Мерзкий какой! Небось, решил, что уже?
— Ой-ой, больно же!
— Так тебе и надо за твои гадости.
— Значит, ты чиста?
— Чиста, чиста, не дошло у нас до того. Сейчас как подумаю, жуть берет. И отгадай, кто меня уберег?
— Хм, кто же?
— Господин Желудь.
— Господин Желудь? Это кто же такой?
— Не знаешь? Муж Судо Дзюнко, который пропал неизвестно куда.
— А почему «Желудь»?
— Ну он же весь из себя округленький, гладенький. Вот и прозвище у него такое. И Тамаки его всегда так называла — дядя Желудь.
— А, это тот, которого подозревают в убийстве мадам из «Одуванчика»?
— Он, он.
— И как же он тебя спас?
— Дело было вот как. Слушай.
Канако пристроилась щекой на жирной мужниной груди.
— Помнишь, я в тот вечер отправилась с Минэ-сан в театр на Симбаси? Так это все Мидзусима подстроил. Уговорил меня, чтоб я с подругой пошла, а потом с представления улизнула и к нему на свидание в дом «Тамура» пришла, в Карасу-мори.
— Карасу-мори — это же совсем рядом с Тораномон?
— Ну да. Приходи, говорит, ровно в восемь. План подробно нарисовал и даже телефончик написал.
— Хм… И что?
— Ну я в половине восьмого тихонько из театра и удрала. А Минэ наврала, что чувствую себя плохо и хочу в холле посидеть.
— Что, с ней ты не сговаривалась?
— Ей вообще доверять нельзя. И потом, у Мидзусимы поговорка такая — «хочешь обмануть чужих — сперва обмани своих».
— Сволочь он, Мидзусима этот!
— Твоя правда. А я-то, идиотка, все как он сказал, сделала. В половине восьмого вышла на улицу, а такси не останавливаются. А кто остановится, как про Карасу-мори услышат, так и след простыл.
— Еще бы, там же от театра рукой подать.
— Ну да. Я разнервничалась, понеслась до Гинзы вприпрыжку, выскочила напротив «Ямаха-холла» — а тут меня кто-то окликает: госпожа, госпожа!..
— Это кто же был?
— Да Желудь!
— Судо Тацуо?
— Мии-ленький ты мой, — заластилась Канако. Ноги ее переплелись с мужниными. — Выслушай, в каком я была состоянии!
— Хм. Ну давай, говори.
— Мне так хотелось сделать тебе назло! Ты-то сам бабник тот еще, ну я и решила — раз Мидзусима заигрывает со мной, возьму и отвечу ему тем же. Ой, не встреть я Судо-сан, так и пошла бы на Карасу-мори. Уж что там за дом этот, «Тамура», не знаю, но если пришла бы и там с Мидзусимой встретилась, тебе бы в лицо больше и посмотреть не осмелилась. Вот уж верно, боги мне этого Судо послали! Но я-то тогда просто остолбенела! Ну, когда увидела, что это наш, из Хинодэ.
— А то! Какое алиби себе с этим театром подстроила, и все даром!
— Ну я же тебе все честно рассказываю. Сделать назло хотела, а самой при том так тяжко было, так всю эту затею бросить хотелось!
— А если честно — ты с ним сговорилась, потому что тянет тебя к нему?
— Бред! Пусть я и совсем дура набитая, но ведь у нас дочь-малолетка, а тут этот хлыщ!
— Стало быть, мне назло, говоришь? Просто мне назло гульнуть решила?
— Даа, мии-лый! — Канако еще пуще обвилась вокруг мужа. — Вот и запомни на будущее. В следующий раз ударишься в загул, уж не знаю, что тогда еще выкину.
— Страсти какие говоришь!
Торакити, блаженствуя, ласкал пышные телеса супружницы. Но любопытство свое он еще не удовлетворил.
— Кана, ну-ка, расскажи мне — ты тогда с Судо просто повстречалась и все, или вы с ним говорили о чем?
— Ой, я себя так ругаю, так ругаю! От полиции-то я это скрыла.
— Кана!! — Торакити испуганно уставился на жену. — О чем вы разговаривали? Этот Судо говорил что-то насчет убийства?
— Видел тут позавчера в газетах про письма? Ну, что здесь в Хинодэ грязные анонимки ходят? Так вот теперь мне кажется, Судо из-за них тогда такой злой был.