Он следил за тем, как Леони быстро надела свое синее льняное платье и направилась к маленькому очагу. Она присела возле него на табуретку и принялась расчесывать спутавшиеся волосы. В свете, струившемся в окно, ее шелковистые косы серебристого цвета блестели. Как она была прекрасна!
К тому же Леони заботлива, по-настоящему добра. Пока он спал, она не стала звать служанку. И она так же ласково обращалась с прислугой, как и с ним.
Что в этой женщине такого, от чего все его чувства обнажались? Из-за нее он не спал по ночам, его страсти кипели, он постоянно пребывал в замешательстве и тревоге. Его надежды, связанные с Леони, вспыхивали, потом рушились. Будет ли он когда-нибудь ощущать спокойствие рядом с ней?
Торп предложил ему откровенно поговорить с ней, однако Рольф не желал рисковать. Откровенно говоря, он боялся: вдруг подлинная причина того, что Леони с самого начала была настроена против него, заключалась в ее влюбленности в того трусливого рыцаря — Алана Монтиньи. Единственная причина ее ненависти к нему — земли Монтиньи. Не в этом ли все дело? Меньше всего ему хотелось, чтобы, добившись у нее признания, он услышал именно это. Тогда его надежды рухнут.
Леони почувствовала, что он пристально рассматривает ее. Она поднялась и подошла к нему с обеспокоенным видом.
— Неудивительно, что вы спали так долго. Вы слишком рано попытались сделать много, мой господин, — мягко упрекнула она. — А теперь прошу — позвольте мне осмотреть вашу рану.
Он кивнул. Ее серебристо-серые глаза встретили его взгляд.
— Мой господин, прошу, забудьте прошлую ночь. Я была измучена сверх меры и»., и я всегда сама не своя, когда волнуюсь. Простите, если я вызвала ваш гнев.
— Тебя по-прежнему волнует встреча с Генрихом?
Она кивнула и горестно посмотрела на него.
— Тогда мы вернемся в Круел. Она поразилась.
— Вы сделаете это ради меня?
— Разумеется, — искренне ответил он. — Я не знал, что ты настолько испугана.
— Это не совсем испуг. Скорее это лишь подобие… тревоги, — успокоила его Леони. — Уверена, что это пройдет.
Сознание того, что он готов изменить свои планы ради нее, заметно укрепило ее уверенность в себе.
— Сейчас слишком поздно поворачивать назад. Король ждет нас.
— И Генрих иногда может испытать разочарование.
— Нет, мой господин, я не дам волю волнению.
— Ты твердо так решила?
— Да. И самое худшее, что может произойти, — это опять начнется моя старая сыпь. Так всегда бывало в детстве, когда меня возили ко двору.
— Это, может быть, не так плохо. — Он улыбнулся. — Тогда мне не придется беспокоиться, что каждый рыцарь в королевстве влюбится в тебя.
Она пожала плечами.
— Я уже избавилась от нервной сыпи, она не повторится.
Рольф нахмурился.
— Леони, у тебя была сыпь в день свадьбы.
— Конечно, мой господин, — сухо ответила она.
— Ты хочешь сказать — сыпи не было? Ее глаза сверкнули.
— Вам известно, почему я была под вуалью. Я не желаю говорить об этом.
Рольф с недоверием всматривался в Леони, когда она поднялась с табуретки и в гневе направилась к двери. Неужели она действительно подумала, что он знает, в чем было дело?
— Леони!
Она на мгновение повернулась лишь затем, чтобы в ярости бросить:
— Я не желаю говорить об этом! А теперь, мой господин, поторапливайтесь, иначе мы приедем в Лондон только вечером.
Она хлопнула дверью, а Рольф остался в замешательстве, чего еще никогда в жизни с ним не бывало.
Глава 31
Леони долго безвылазно жила в Першвике, а потом в Круеле, и потому путешествие в Лондон привело ее в восхищение; Рольф же столько лет странствовал до Франции и Англии, что едва давал себе труд глядеть по сторонам, зато Леони от всей души наслаждалась путешествием.
Они проезжали через деревни, которые Леони не видела много чет, и она жадно вглядывалась во все, что попадалось ей на глаза, от привычного вида крестьян, обрабатывавших поля своих хозяев, до великолепно одетых дам, путешествовавших в сопровождении охраны. Леони радовалась, что рядом не было дамы более старшего возраста, которая журила бы ее, поскольку и сама знала, что не подобает так жадно смотреть по сторонам. Однако она получала необыкновенное удовольствие, и, в любом случае, условности мало заботили ее.
Они проехали какую-то деревню как в раз в тот момент, когда звон колоколов созывал прихожан в церковь, и послеполуденная тишина вызвала в памяти Леони те времена, когда она много лет назад заканчивала занятия и служанка отводила ее к родителям. Время с трех до четырех часов они неизменно проводили за беседой, и, если позволяла погода, все вместе гуляли по лесу. Никому и никогда не позволялось вторгаться в их жизнь в этот час.