Эрина нигде не было видно. Возможно, спит в каком-нибудь стойле? Однако Бренна не имела ни малейшего желания будить его. С трудом сдерживая возбуждение, она начала разыскивать Уиллоу. Заметив наконец серебристую кобылку, девушка со слезами на глазах подбежала к ней.
— О Уиллоу, моя милая Уиллоу, я уже не надеялась больше увидеть тебя! — заплакала она.
По правде говоря, Бренна давно начала сомневаться, что она вообще когда-нибудь встретится с тем, что напомнило бы о доме, поговорит с теткой или с сестрой. Как-то она попросила Гаррика отвезти ее к ним, но тот отказался без всяких объяснений, а Бренна была слишком горда, чтобы попросить еще раз.
Бренна крепко прижалась к шее Уиллоу; кобылка тихо фыркнула и покачала головой.
— Я так рада видеть тебя, — тихо сказала девушка, — что даже готова простить за то, что ты тогда сбросила меня. Жизнь здесь похожа на ад, но теперь мне будет легче!
— Кто там? — раздался голос Эрина. — О, это ты, девочка! Что привело тебя сюда?
Бренна нервно прикусила губу. Плохо, конечно, что приходится лгать Эрину, но она никому не могла доверить свою тайну, даже этому старику, которого считала другом.
— Вчера Ансельм пришел в дом, — наконец сказала она. — И долго говорил о чем-то, только я его не поняла. Поэтому и пришла спросить, чего он хотел.
Бренна снова повернулась к Уиллоу, но на этот раз радость в голосе была неподдельной.
— Я нашла свою лошадь, Эрин! Эрин довольно хмыкнул, не подозревая об обмане Бренны:
— Кобылка твоя, Бренна, подарок самого Ансельма!
— Он сказал, почему?
— Нет, только велел объяснить Гаррику, что лошадь отныне принадлежит тебе.
— Думаешь, Гаррик рассердится? — Бренна не смогла сдержать смех.
— Конечно, не сомневайся, ведь последнее время он то и дело злится. Уж не пойму, что это случилось с мальчиком? Он стал еще хуже, чем несколько лет назад, когда впервые показал характер!
— Хочешь сказать, когда Морна вышла за другого?
— Да.
— И думаешь, сейчас он не в себе, потому что Морна вновь вернулась? — допытывалась Бренна.
; — Честно говоря, не знаю.
Бренна, как и остальные, не могла понять, что творится с Гарриком. Он не был таким, когда Бренна впервые увидела его, наоборот, часто шутил и поддразнивал ее. Теперь она давно уже не слышала его смеха, а говорил он сухо и резко… если вообще обращался к ней. Порой Гаррик молчал целыми днями, словно вступил с ней в безмолвный поединок, где говорили лишь взгляды.
Сначала Бренна считала себя причиной столь дурного настроения, хотя никак не могла понять почему. Наконец все прояснилось — виновата Морна, Морна, ставшая частью души Гаррика, хотя тот и считал, что ненавидит ее. Но ведь не зря говорят, что от ненависти до любви один шаг. Эта мысль неизвестно почему болью отдалась в сердце Бренны, и она постаралась поскорее выбросить ее из головы. Лучше об этом не думать!
— Я хочу прокатиться на своей лошадке, Эрин, — решительно объявила она. — Надеюсь, ты не возражаешь?
— Нет, но… — Эрин неожиданно осекся.
— Боишься, что я не вернусь? — улыбнувшись, договорила за него Бренна.
Старик пристыженно кивнул.
— Не волнуйся, меня еще не довели до того, чтобы я решилась покинуть дом Гаррика, — заверила она его.
— Но теперь у тебя своя лошадь, надежная и быстрая, которой можно довериться. Такая доставит тебя хоть на край света.
— Только не на родину, Эрин, — пробормотала Бренна, и в глазах ее на мгновение погас свет радости. — Ну же, помоги мне оседлать ее. Не помню, когда я в последний раз садилась в седло, а на Уиллоу ездила… как давно это было, словно в другой жизни. Я скоро вернусь, холод наверняка загонит меня домой, под крышу.
— По крайней мере ты стала считать этот дом своим, — покачал головой Эрин, помогая взнуздать Уиллоу.
— Дом — там, где сердце, а сердце мое за морем.
— Ради твоего же счастья, девочка, надеюсь, что в один прекрасный" день твое сердце окажется здесь.
Гаррик пробрался через густые заросли низкорослых елей и сосен, но остановился на опушке, заметив всадника, пересекающего большое открытое поле, поросшее высокой сухой травой, покрытой неровными снежными сугробами. Силуэт незнакомца четко вырисовывался на фоне темно-синего неба, так, что и без солнечного света все было видно, как днем.
Гаррик натянул поводья и молча наблюдал, восхищаясь грациозным полетом серебристой лошади, копыта которой словно не касались земли. Однако кому она принадлежит? Гаррик раньше никогда ее не видел — ни у соседей, ни в конюшне отца и, уж конечно, не в своей собственной.