Последние отзывы

  50  

Бренна на мгновение закрыла глаза от стыда, а когда вновь подняла веки, с удивлением увидела тревогу во взгляде Гаррика.

— С тобой не случилось беды, Бренна? — тихо спросил он, дотронувшись до ее щеки.

— Оставь меня в покое — выкрикнула она.

Гаррик отшатнулся, как от пощечины, а лицо мгновенно застыло.

— Вставай, — бросил он, поднимая ее на ноги, и, велев прикрыться, подтолкнул к своему жеребцу. — В последний раз ты ездила одна, — сухо объявил он. — Кто разрешил тебе выезжать со двора?

Бренна ничего не ответила.

— К сожалению, я не разглядел напавших и, хотя обязательно пошлю людей за ними в погоню, как только мы приедем, думаю, что найти их будет невозможно, это какие-то пришлые торговцы или бродяги. Скорее всего они постарались покинуть эти места. Однако они могли тебя убить! — рассерженно добавил он, поворачиваясь к Бренне. — Садись поскорее в седло! Я начинаю думать, что зря не послушался совета Хьюга продать тебя на невольничьем рынке в Хедебю!

По дороге домой он больше не сказал ни слова, а когда они въехали во двор, швырнул ей поводья своего жеребца и широко зашагал прочь.

Теперь Бренна видела Гаррика каждый день, по утрам, когда тот выезжал на прогулку. Возвращаясь днем, он неизменно отдавал ей поводья своего вспотевшего жеребца. Они не разговаривали. Гаррик не сказал Бренне ни единого слова с того дня, как спас ее. Он словно не замечал присутствия девушки, и всякий раз, спрыгнув с седла, мрачно нахмурившись, отворачивался и покидал конюшню.

Бренна часто недоумевала, почему он так ведет себя: может, он действительно не солгал тогда и презирает женщин, а берет их лишь тогда, когда испытывает потребность? Иногда Бренну задевало за живое сознание того, что он остался совершенно равнодушен к ее чарам, хотя она когда-то считала иначе. Сам же Гаррик обладал волшебной силой заставлять ее остро ощущать его присутствие, и она обнаружила, что думает о нем в самые неподходящие моменты, а это уже совсем никуда не годилось! И хуже всего то, что Бренна не может забыть того дня, когда Гаррик попытался унизить ее, но ничего не достиг. А теперь… теперь он, очевидно, совершенно выбросил из головы все мысли о ней.

Бренна отмокала в небольшой лохани. Голова покоилась на бортике, густые черные волосы плавали в теплой воде, окутывая плечи мокрым покрывалом. Настроение немного улучшилось, грусть на время развеялась.

Бренна была одна в маленьком домике перед жарко натопленным камином. Джейни и Модья находились в большом доме и, несомненно, прислуживали Гаррику за ужином.

Она не слышала, как открылась дверь, но почувствовала дуновение холодного воздуха и, вздрогнув, подняла голову. В дверях стоял очень высокий викинг, удивленно оглядывая Бренну изумрудными глазами.

— Иди туда, откуда пришел, викинг, и закрой дверь, пока я не схватила простуду.

Но викинг, захлопнув дверь изнутри, прислонился к косяку. Бренна взглянула вниз, желая убедиться, что волосы надежно прикрывают наготу, и с подозрением уставилась на нежданного гостя. Она никогда раньше не видела этого человека, но огромный рост напомнил ей о Гаррике, а смотреть на него было приятно: красивое открытое лицо, на котором светятся доброта и незлобивый юмор. Глаза смешливо прищурены, уголки губ подняты в улыбке.

Он, очевидно, не понял ее приказа, ведь Бренна говорила на родном языке. Конечно, она могла перейти на норвежский, но не хотела. Вместо этого она знаком велела незнакомцу уйти, но тот лишь покачал головой, а улыбка стала еще шире.

— Убирайся же, черт тебя возьми, — раздраженно завопила она.

— Не стоит расстраиваться, госпожа.

— Ты говоришь на моем языке? — Глаза Бренны расширились.

— Да, Гаррик научил меня, когда мы оба были маленькими, — объяснил он, развеселившись, увидев удивление на лице девушки.

— Кто ты? — наконец догадалась спросить Бренна.

— Перрин.

— Если ты пришел за Джейни, ее здесь нет, — понимающе кивнула Бренна.

— Вижу, — откликнулся Перрин, подходя еще ближе. — А ты и есть новая рабыня Гаррика! — Он скорее утверждал, чем спрашивал, не замечая бешеной ярости, моментально сверкнувшей в ее глазах. — Я много слышал о тебе.

— Как и я о тебе, — огрызнулась девушка. — И должна сказать, что не уважаю человека, отказавшегося признать собственного сына или бороться за то, чтобы навсегда увезти его мать отсюда.

Перрин ошеломленно отшатнулся, нахмурившись:

  50