Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
16 
– Хм… клянусь муками Исы, я тебя не помню… Но, быть может, ты Саид, троюродный племянник зятя моей шестой жены Гюргюталь из Алимабада?
– Ну… почему бы и нет… – подумав пару секунд, согласился Лев. – Только не троюродный, а единоутробный, и не племянник, а деверь, и не зятя, а тёте золовки вашей третьей жены, да сохранит Аллах её красоту исключительно для вашей светлости!!
Комплимент удался. Гасан-бей так и стоял на коленях, нюхая пыль, но начальник городской стражи милостиво махнул рукой – караван прошёл осмотр. Оболенский быстренько сбегал к своему бывшему убежищу, доставая из вороха женских шаровар памятный кувшин. Но не успел он поставить его пред ясные очи господина Шехмета, как удача покинула нашего героя. В том смысле, что его подло и низко предали… Униженно кланявшийся Гасан-бей, пятясь задом, столкнулся со Львом и завопил, словно его укусил каракурт:
– Шайтан! Сюда, правоверные мусульмане! Вот истинный виновник всех наших несчастий!
Ну, естественно, поглазеть на живого шайтана сбежался весь караван-сарай. Бедный Оболенский только рот раскрыл от удивления, как уже был со всех сторон окружён возбуждённо галдящими азиатами.
– Где шайтан? Кто шайтан? Кого шайтан?
– Вот он! Клянусь сиятельной чалмой Мухаммеда, – без устали орал Гасан-бей, закладывая собутыльника с потрохами. – Этого лукавого проходимца мы подобрали в пустыне… Я сотворил ему милость, позволив пойти с нами, и даже предложил ему кров и постель. А он… все свидетели! Он нагло выпил моё вино, жестоко избил меня, украл мои одежды, да ещё обманул всех нас, оклеветав моих верблюдов. Этот белокожий сын снежного иблиса не может быть единоутробным деверем тёти золовки вашей третьей жены, о сиятельный!
– Это правда? – строго спросил грозный Шехмет, и все присутствующие почтительно примолкли. Лев тоже немного помолчал, собираясь с мыслями, потом решительно шагнул к начальнику городской стражи и, аристократично опустившись на одно колено, припал щекой к холёной руке «мудрейшего и проницательнейшего».
– Что я вам скажу, православные мусульмане… Оп, миль пардон… – правоверные! Закозлил меня верный друг в тот самый момент, когда я его паршивую задницу, можно сказать, грудью прикрыл. Нехорошо это… Не по-мусульмански, Аллах не обрадуется. Но чтоб лишний раз обстановку не накалять, – я тут всем всё прощаю! А в свою очередь попрошу и вас, граждане, во всём покаяться и вернуть дорогому господину Шехмету его перстенёчки.
– Какие такие перстенёчки? – удивились в толпе. Оболенский встал, подмигнул начальнику стражи и торжественно раскрыл ладонь – на ней блестели четыре массивных кольца.
– Но… это же… моё?!
– Разбирай, народ, подешевело-о!
Миг – и все четыре перстня взлетели вверх, играя драгоценными камнями, а караванщики вперемешку со стражей кинулись их ловить. Нет, не подумайте плохого, никому в голову не взбрело забрать себе хоть один. С великим Шехметом шутки плохи, но нашедший золото господина может рассчитывать на вознаграждение. Гасан-бей грязно ругался, высокородный Шехмет кусал губы, старательные караванщики выложили перед ним все четыре перстня, но Льва Оболенского в общей суматохе и след простыл…
– Мои люди быстро отыщут нечестивца, – ровно пообещал начальник городских стражников и неторопливо поманил к себе караван-баши, – а пока налей-ка мне того вина, что не успел выпить этот плут. Да, можешь и себе плеснуть, за компанию…
Услужливый купец быстренько раздобыл фарфоровые пиалы… Надо ли расписывать то, что было дальше?
* * *
Дураки – не кунжут, не рис и не просо. Их не сеют – они сами растут…
Из учебника по мелиорации
…Знаете, что больше всего интриговало меня в этой истории – ежедневные отчёты медицинских сестер. Оболенский пролежал в коме где-то около месяца. Его милая жена Машенька каждый день моталась сначала в Склифосовского, потом в другую престижную больницу, куда его перевезли впоследствии. Я сам в то время разъезжал по творческим командировкам и в Москве останавливался редко, поэтому Машины воспоминания и оказались такими ценными для составления общей картины повествования. Итак, подолгу беседуя с младшим медицинским персоналом, она выяснила, что неожиданно кожа больного покраснела, как от ожогов, а потом за двое суток приобрела ровный золотисто-коричневый загар. Учитывая, что в столице стояли крещенские морозы, – явление удивительное! Ну не в солярий же его клали эксперимента ради? Загадочные метаморфозы, происходившие с недвижимым телом нашего друга, заставляли задумываться… Я и сейчас ломаю голову над этой загадкой. В конце концов факт переноса человека из одного мира в другой уже не вызывает активных протестов даже в среде учёных. Как, собственно, и факт перехода души в иное тело где-нибудь в запредельном пространстве. Но Лев-то был здесь! Это известно точно. И одновременно там… Что тоже в общем-то подтверждено определёнными доказательствами. Как человек начитанный, а потому обладающий долей скептицизма, я мог бы предположить, что он меня разыгрывает. Однако в вольных рассказах Оболенского периодически попадались такие тонкие мелочи, специфические словечки, обороты речи… Ведь это уж никак не выдумаешь. И, опять же, загар!
16 
