Особенно,... 
116 
– Это угроза?
– Конечно нет… Это лишь логическое развитие событий, которые непременно произойдут, если я не… – Она еще раз сделала попытку приблизиться, но я ловко отскочил за рояль.
Итак, все возвращается на круги своя… Ночью за мной гонялась страшная упыриха, а супердейственный Фармазон успешно руководил фронтом моей обороны. Изменилось не многое. Я по-прежнему убегаю, однообразно прячась за стулья, стол, тумбочки, кресла, прыгая по диванам и кушеткам, следом шумно сопит уже вспотевшая от страсти секс-бомба местного уезда, и белый ангел, стыдливо прикрывая глаза, пытается выдать кучу полезных советов одновременно:
– Прыгайте, прыгайте же! Вот так… и не смотрите на нее, не отвлекайтесь! Такая женщина кого угодно с ума сведет… За кресло! Вот, не высовывайтесь, какое-то время она вас поищет… Сереженька, будьте бдительны, она ищет слева. Вон ее ножка показалась… Господи, какая ножка! Какой изгиб бедра, а колено, а эта плавная линия голени, так певуче перетекающая в изящную щиколотку… Бойтесь ее! Ибо адово это искушение! Под рояль, под рояль, быстро… Ага, не поймала! Дышит тяжело… Грудь так и накатывает и откатывает, накатывает и откатывает, накатывает и… ка-ка-а-я грудь! Что за форма, объем такой… ух! Соски едва вздрагивают, как зернышки граната, а нежная плоскость живота так чарующе плывет вниз, к этому треугольнику любви. Ну не смотрите же вы на нее, в конце концов! Да что вы, обнаженных женщин с ошеломительной фигурой, жаждущих плотской любви, бегущих за вами и готовых на все, никогда не видели?!
Естественно, при всей этой беготне многократного стука в дверь никто не услышал. Это уже когда красный от ярости Павел Аркадьевич, топая ногами, заорал во всю мощь, мы трое сообразили оглянуться, но было поздно – графиню занесло.
– Пошел вон, дурак! У нас урок.
– Что-о-о? – обомлел барин.
– Шнелле, шнелле, руссише швайн! – неожиданно для самого себя выкрикнул я. Не знаю, как хозяин оценил мой немецкий, но его словно ветром сдуло. На Ольгу Марковну это произвело самое благоприятное впечатление, она решила, что если уж я послал мужа, то только для того, чтобы сию минуту отдаться ей. Как же…
– О майн либен! – расцвела она.
– О майн Готт! – ответил я, вовремя прячась за спинку дивана, страстная графиня стукнулась об нее головой, недооценив силу мужского коварства.
– Ну-у… нельзя же так с женщиной… – укоризненно протянул Анцифер, стараясь смотреть в потолок, а не на застрявшую задом вверх барыню. – Проявляйте твердость, а не грубость.
К сожалению, именно моя грубость и возбудила в Ольге Марковне очередной всплеск африканской страсти. Она умудрилась отодвинуть тяжелый диван в нужную сторону и поймать меня за руку. Мы покатились по ковру в партерной борьбе. Я начал орать, чувствуя, что вот-вот стану жертвой бессовестного насилия. Бить женщину я не мог, а оттолкнуть не удавалось – руки соскальзывали с ее мокрой кожи.
– Анцифер!
– Уже бегу… а, минуточку! Там шаги за дверью, может быть, Павел Аркадьевич вернулся?
Дверь распахнулась с ужасающим грохотом. В проеме действительно стоял гневный барин с большим охотничьим ружьем. При виде распростертого меня и графини сверху он пошел пятнами… Потом покраснел так, словно собрался лопнуть, и, потрясая двустволкой, завопил:
– Пристрелю кобеля немецкого!
В ту же минуту в двери просочился заспанный Фармазон. Черт неловко ткнул под руку хозяина, ружье дернулось, и двойной заряд разнес большую вазу с цветами.
– Ух ты… И не стыдно? Сами развлекаетесь, а меня разбудить забыли… Циля, это ты такой роскошный бардачок устроил? Не оправдывайся, я по глазам вижу, что ты. Графиня в неглиже и мыле, рогоносец махает дедовским дробовиком, а наш герой-любовник утомленно загорает на собачьем коврике. Циля, ты же воруешь мои прерогативы – втравить хозяина в такое…
– Убью, фриц поганый, – снова взвыл барин, лихорадочно пытаясь перезарядить двустволку.
Графиня под шумок чмокнула меня в челюсть и гордо встала, стряхивая осколки и лепестки:
– Скотина, я все могу объяснить…
– Да уж, сделайте милость, – сдержанно пробурчал я, пока Анцифер с Фармазоном ставили меня на ноги.
– Что ж тут объяснять, ласточка моя?! – удивился хозяин. – Разве ж я не вижу, что этот немчура здесь вытворяет? Он же, насильник, тебя, счастье мое, едва не…
– Кто? Я?!! – Близнецы гирями повисли на руках, пытаясь меня удержать, но плотина терпения лопнула! – Где у вас глаза, тиран репоголовый? Да ваша супруга мне с первой встречи проходу не дает! Забодала своей любовью окончательно! Я требую оградить меня от ее озабоченности. В культурных странах за такое домогательство тихого домашнего учителя можно под суд угодить!
116 
