– Мы уже обсуждали это. Еще раз почувствую твою кровь на языке – и ты не жилец. Меня же потом ничто не остановит…
Она умела выкарабкиваться сама. Мои стремления помочь и поддержать редко принимались. Казалось, ей трудно поверить, что хоть что-то в этом мире может быть дано тебе даром. Она привыкла платить сразу и ненавидела брать в долг. Любой подарок, любая услуга, вплоть до подачи руки в транспорте или пропуска в живой очереди, могли быть истолкованы ею как первый шаг к ограничению ее свободы. Свободы собственного выбора Добра и Зла. С последующим неким обязательством расплатиться той же монетой, иначе космическая гармония Великого Абсолюта взыщет с нее этот долг иначе.
Я приучал ее к доверию, медленно-медленно, постоянно срываясь и начиная сначала, шаг за шагом, словно дикую, неприступную лань, заблудившуюся в горах многоэтажных глыб наших микрорайонов. Даже ее имя было созвучно этому образу: Лана – лань…
Я думал, это случайность. Пока однажды не увидел старый герб Донского казачьего войска – олень, пронзенный стрелой. На некоторых рисунках вместо оленя была изображена лань. Оленю стрела вонзалась в спину или грудь, а лани – в круглый живот. Так, словно хотели убить не только ее, но и возможного детеныша.
Лана знала, что во мне казачья кровь, что я служил снайпером и, значит, умею стрелять. Знала и все равно оставалась рядом. Смерть оленя на гербе была символом охоты, победы человека над природой, власти смерти над свободой и волей, силы над красотой. Моей победы над Ланой…
Только сегодня поступили зодиакальные карты и расчеты города. Все, как и предполагали наши специалисты. Если до этого мы имели опыт работы в аномальных зонах, так называемых местах силы, то здесь расположена совершенно другая ипостась сопротивления. Город поставлен по определенному сочетанию звезд, изначально равномерно распределяясь по обоим берегам Волги, она делит его, словно инь-ян, при истечении в Каспий. Каспий – самое непонятное, мистическое и малоизученное море в мире. Оно, словно озеро, не имеет выхода в океаны и постоянно меняет свой уровень. Есть исторические данные о его наступлении и отступлении на десятки километров, оно словно само выбирает свои границы каждые три столетия. Мы столкнулись с самостоятельно дышащей местностью. Теперь понятно, что так привлекало и звало сюда древних. Здесь они воссоединялись с Ланью – Праматерью Сущего, и она принимала их в свое лоно. Мы же пытаемся войти силой…
– Привет, прости, что опоздала. – Лана слегка коснулась губами моей щеки. – Я жутко замерзла. Здесь подают глинтвейн?
– Сейчас спрошу. – Я усадил ее за стол и обнял, стараясь накрыть ее холодные пальцы одной своей ладонью. Ее заметно знобило, знакомая официантка сочувственно округлила глаза и на мой вопрос о горячем вине кивнула утвердительно. Даже если они и не варят его весной, то для нас сделают, все-таки мы постоянные клиенты…
Говорить ни о чем серьезном не хотелось; пока Лапа не отпила два больших глотка глинтвейна, мы просто молчали. Я слушал ее руки. Они говорили об усталости, тоске, одиночестве, о чем-то неразделенном и проходящем, о неуверенном и полузабытом, о вечном и познаваемом, а потому невыносимо неприемлемом.
Мне трудно лаже приблизительно описать эти токи, что бились под тонкой кожей, когда я гладил ее пальцы. Проводил ногтем мизинца по линиям, нервным и глубоким, ее ладони, спотыкаясь на узлах и перекрестьях, словно заблудившийся путник на неровной дороге звезд. Иногда мне казалось, будто бы весь Млечный Путь вырезан там, от холма Венеры до бугра Луны, и тогда я мог реально заблудиться в ее руках, остановиться, не найдя выхода, и кричать о своей любви, задрав голову к равнодушному небу…
– Знаешь, у каждого из нас есть свой двойник, внутренний голос. Кто-то его слышит, кто-то нет, кто-то называет его ангелом-хранителем, а кто-то просто инстинктом самосохранения. Так вот, у меня его нет.
– Объясни. – Я чувствовал, что она идет издалека и разговор выльется совсем в другую тему, но принимал ее правила и условия.
– Хорошо. Уже не споришь. Спрашиваешь. У таких, как я, внутренний голос, как правило, отсутствует. Но у меня есть двойник – мое «я». Не голос. Не советчик, помогающий смотреть измененным взглядом. Двойник! Полноценное «я», от и до, которое в любой миг может отделиться и смотреть на мои поступки со стороны. Это бывает очень интересно порой. И страшно тоже, и познавательно. Видеть, что делает твое тело, наблюдать отрешенным взглядом собственные эмоции и поступки. Оценивать себя непредвзято, без малейшего снисхождения к тому, что со мной происходит или как себя веду.