Особенно,... 
63 
Вру. Одна была мысль, и та о ней, о разлюбезной моему сердцу Катеньке. Влип я в неё, ровно шмель в малиновое варенье, и нет мне в том ни судьбы, ни пощады, ни прощения. А почему? А потому как не любит она меня и издевается всячески! Я ж по-человечески хотел, чтоб сватов заслать (куда, в Оборотный город?!), чтоб свадьба, как у всех людей (ага, а там сплошные нелюди!), чтоб нам под Новочеркасском всем миром хату поставили (а оно ей надо, в хате жить, когда свой дворец есть?), чтоб семья да дети – двойняшки, а то и тройняшки…
Во как разлакомился, приходи, кума, кисель с губы подолом утирать! Ну не выйдет она за меня, я некрасивый, небогатый, нечиновный, и перспектив на военной службе у меня никаких. Эх, а коли б она сама меня к себе в Оборотный город позвала, разве б я пошёл? Да побежал бы! Но ведь тоже ненадолго, не смогу я без неба, без солнышка, без верного коня, без старого Прохора, даже без своего ворчливого дядюшки не смогу…
С такими глубокими размышлениями, мирно уплетая хлеб и сало, я забрёл довольно далеко по тропинке вдоль берега, поросшего камышом да осокой, пока не упёрся лбом в засохшую ветлу. Вот тут меня и ждала засада!
– Попался… – Из-за ствола дерева выпрыгнул тощий чумчара в драном татарском халате. Ещё один поднялся из зарослей осоки, преграждая мне отступление. Да уж, потерял бдительность, а ведь упыри предупреждали, что чумчары след не бросают. Злобные глазки светились предвкушением мести и крови, в заскорузлых руках блеснули ножи, будут резать…
– Эх, а не пропадать же без боя! – Я в бессилии сжал кулаки, так как сабля и нагайка с вшитой пулей оставались в сенях дядиной хаты. Попробуем ломить врукопашную, но только нож штука коварная, даже случайно полоснут, так от потери крови всё равно враз ослабеешь…
– Смерть ему! – как-то очень уж патетично выкрикнули нападающие и бросились на меня с фронта и тыла.
Я рыбкой выпрыгнул с линии их атаки, да так удачно, что чумчары едва не прирезали друг друга. Кубарем выкатившись к узкому проходу меж камышовых стен, я успел почти по пояс забежать в спасительную донскую воду, когда мне навстречу всплыл новый персонаж. И тоже с нерадостными известиями…
* * *
– Вот ты и попался, казачок! – Толстая белая русалка кинулась на меня, раскрыв сомовий рот для поцелуя, и я рванул назад на берег.
Чумчары ножки мочить не желали, а может, и просто воду недолюбливали, так что ждали меня с распростёртыми объятиями.
Я метнулся туда, сюда и застрял, мокрый как хомяк, ровненько на глубине чуть ниже колена. Русалка так мелко не подплывала, у неё хвост в прибрежном песке вяз, а нежить румынская всё так же ждала, пока я выберусь на сухое. Понятно, что никто никуда не торопился, но и долго так всё равно продолжаться не могло…
– Вылезай, хорунжий! Умирать пора.
– А куда такая спешка?
– Иди ко мне, казачок!
– Прости, красотка, ты не в моём вкусе…
То есть сначала мы, все четверо, говорили довольно вежливо и даже с неким пониманием. Но уже через пять-шесть минут они орали на меня без малейшей сдержанности и уже не стесняясь в крепости выражений:
– Иди сюда, гадёныш, хуже будет!
– Я тя своими грудями придушу и в иле закопаю!
– Тупым лезвием пустить ему кровь из горла!
– Утоплю, как крестьянин собачку!
– Одними когтями порву, быстро вылез, поганец!
Я даже подумал, а не стравить ли их меж собой, но ничего не вышло – на предложение постоять в сторонке, пока они разберутся, рвать меня или топить, чумчары с русалкой ответили гнусным хихиканьем:
– Шибко умный, да? Уж мы-то по-любому столкуемся, лишь бы мяска человеческого добыть…
Не прокатило. А поскольку помощи ждать было неоткуда, мне оставался один выход – на берег. В реку точно нельзя, с русалкой на глубине никто не поборется, а на твёрдой земле хоть какой-никакой шанс, но есть. Рискнём…
– Жрите, кровопийцы! – Я медленно пошёл на чумчар, демонстративно подняв руки вверх.
Один купился и ринулся навстречу – я с ходу приложил его сапогом в грудь, второй замахнулся ножом, и… грохнувший выстрел снёс нежити полголовы!
– Ай, зачэм дёргался, зачэм меня нэ падаждал? – Шагнувший из-за той же ветлы отец Григорий хладнокровно пристрелил из пистолета и другого чумчару. – А ты, женщина мокрая, пошла в лужу! Ещё раз моего кунака абидишь, я тебе твой хвост знаешь куда засуну?! Больше никагда икру метать нэ сможешь, да!
Русалка минутку подумала, взвесила степень риска и утопла молча, словно фрегат под всеми парусами.
63 
