Так. Не прошло и пяти минут, а я уже вру. Полицейские и частные сыщики — традиционная антипатия, никуда не денешься.
Он ощерился:
— Так, может, расскажете, что в нем?
Что рассказывать-то? Письмо в простом коричневом конверте, марка центрального лондонского почтового отделения, составлено из написанных от руки и вырезанных слов.
— Есть соображения насчет почерка?
— Угу, — сказала я. — Похоже, почерк Камю.
— Что-что?
— Это я так. Сорвалось. Нет, почерк незнакомый. — А письма, приходившие в оздоровительный центр?
— Я их не видела, но, судя по словам той девицы, стиль более или менее совпадает. Только там послания были печатные.
— Вы считаете, что между этими письмами есть связь?
Я медлила с ответом. Не ловушка ли этот вопрос?
— Я… да, я склонялась к такому выводу.
— А что это за девица, которая занималась вредительством?
— Лола Марш? Ну, на убийцу она, по-моему, не тянет, хотя данное событие возвращает ее в список подозрительных лиц.
— Оливия Марчант сказала, вы не знаете, где она? Я покачала головой;
— Никаких следов. Она вышла из такси у Редингского вокзала и растворилась в ночи. Если прочесать все крупные салоны красоты в стране, думаю, можно ее отыскать. Я такими возможностями не располагала.
Молодой с улыбкой спросил:
— Тогда, может, расскажете про досье пациентов Марчанта?
— Что рассказать?
— Нашли вы что-нибудь?
— И да, и нет. Сначала имелось примерно три десятка потенциальных подозреваемых. Я сократила список до десяти. С большинством либо виделась, либо говорила по телефону.
— И?..
— Картонного Мориса Марчанта в качестве объекта для пристрелки ни у кого из них не обнаружила.
— А остальные? — вполз в разговор Ролингс, учуяв поживу.
— Прошу — они ваши. Одна липосакция, пара случаев с отвисшими веками, уменьшение челюсти путем ринопластики.
— Как-как?
— Это когда у вас подбородок чересчур выпирает. Отрезают кусок и добавляют вам к носу.
Я вовсе не хотела его обидеть, но ведь никогда не угадаешь, где у кого слабое место. Ролингс метнул на меня свирепый взгляд. Вдруг мне подумалось, что это дело, пожалуй, не для него. Да, он много перевидал женских тел, изувеченных ножами, но, как правило, то были трупы. Как большинство копов, он чувствовал себя крутым мужиком, и я с трудом могла представить его непринужденно беседующим с богатыми реконструированными дамами об их любимых способах кидать деньги на ветер. Что за дребедень! Ему подавай гонки с препятствиями!
— Ага, — сказал Грант, вступая в разговор, чтоб помочь напарнику из него выйти, — так, значит, мы можем забрать у вас эти досье?
— Милости прошу! Я только и жду момента передать их в более достойные руки, — сказала я, давая им повод еще выше задрать носы.
— Когда вы в последний раз перед убийством видели ее? — Ей-ей, судя по тону Ролингса, моя грубая лесть достигла цели.
— Кого?
— Царицу Савскую!. Вашу клиентку, миссис Марчант.
— Э-э-э… В воскресенье утром. Она занесла досье ко мне домой.
— И это было ваше последнее с ней общение?
— Нет. Во вторник она звонила, спрашивала, как продвигается расследование.
— Откуда звонила?
— Понятия не имею. Я не интересовалась.
— Ну а муж?
— Что муж?
— С ним вы виделись?
— Да. Вчера в обеденное время.
— Вот как? Беседовали насчет угроз?
— Нет. Нет, я… э-э-э… пришла к нему как к специалисту.
И тут Ролингс, конечно, не выдержал:
— И по какому конкретно поводу?
— Я работала подсадной уткой, — спокойно сказала я. — Думаю, вы о таком слыхали? Это когда приходишь, называешься чужим именем, забираешь наркотики, нарушаешь закон, а потом арестовываешь за это других.
— Вот черт, как Фрэнк такую бабу терпит! — сквозь зубы процедил Ролингс Гранту, после чего обратился ко мне: — Послушай, дамочка, будешь меня подковыривать, я тебя так подковырну, что мало не покажется, ясно?
— Понял! — кротко ответила я. Да ну тебя, Мередит, девчонки шутки любят, а ты шуток не сечешь.
— Какое у вас осталось мнение о Марчанте, мисс Вульф? — Теперь спрашивал вежливый.
— Уверенный в себе преуспевающий мужчина. Словом, как и подобает хирургу-эстетику.
— Привлекательный внешне?