– Комната леди Берты как раз за этой дверью, – заявил лакей.
Элизабет прищурилась, вглядываясь в темноту, и увидела, как он подошел к тому, что она приняла за стену. Негромко скрипнули петли, подтверждая – дверь только что открылась.
– Здесь темно, как в могиле, – сказала Элизабет не в состоянии увидеть что-либо, кроме теней. – Пожалуйста, нельзя ли зажечь свечи, – попросила она, – конечно, если здесь есть свечи?
– Да, миледи, вон там, рядом с кроватью.
Его тень прошла перед ней, и Элизабет уставилась на большой предмет странной формы, который, как она предположила, мог быть, судя по размеру, кроватью.
– Не зажжете ли их, пожалуйста, – настаивала она. – Я… я ничего здесь не вижу.
– Его милость не любит, когда горит больше одной свечи в спальнях, – сказал лакей. – Он говорит, что это напрасная трата воска.
Элизабет моргала в темноте, не зная смеяться или плакать над своим положением.
– О, – произнесла она в растерянности.
Лакей зажег маленькую свечку в дальнем конце комнаты и вышел, закрыв за собой дверь.
– Миледи, – прошептала Берта, вглядываясь в непроницаемый мрак, – где вы?
– Я здесь, – ответила Элизабет, осторожно продвигаясь вперед с вытянутыми руками на случай возможного препятствия на ее пути, направляясь, как она надеялась, к внешней стене спальни, где должно было находиться окно, свет которого скрывали занавески.
– Где? – спросила Берта испуганным шепотом, и Элизабет могла расслышать, как стучат зубы горничной где-то посреди комнаты.
– Здесь, слева от тебя.
Берта пошла на голос своей хозяйки и ахнула от ужаса при виде зловещей фигуры с протянутыми руками, как привидение движущейся в темноте.
– Поднимите руку, – сказала она с беспокойством, – так, чтобы я знала, что это вы.
Элизабет, помня пугливый характер Берты, тотчас же подчинилась. Она подняла руку, что успокоило бедную Берту, и в то же время, к несчастью, Элизабет натолкнулась на тонкую с каннелюрами [9] подставку, на которой стоял бюст, и они оба начали валиться.
– Боже милосердный, – вырвалось у Элизабет, которая охватила руками подставку и мраморный предмет на ней, удерживая их. – Берта! – позвала она. – Не время бояться темноты. Помоги мне, пожалуйста. Я на что-то налетела, думаю, это бюст и его подставка, и боюсь их отпустить, пока не смогу увидеть, как их правильно поставить. Вот здесь занавески, прямо передо мной. Все, что от тебя требуется, – иди на мой голос и раздвинь их. Как только мы это сделаем, здесь будет светло, как днем.
– Иду, миледи, – храбро сказала Берта, и Элизабет вздохнула с облегчением. – Я их нашла! – негромко крикнула через несколько минут Берта. – Они тяжелые, бархатные, за ними еще ширма.
Берта отодвинула одну тяжелую ширму в сторону, затем с новой силой и упорством отодвинула другую и повернулась, чтобы осмотреть комнату.
– Наконец-то светло! – сказала с облегчением Элизабет. Ослепляющий послеполуденный солнечный свет ворвался через окна, на мгновение ослепив ее. – Так намного лучше, – сказала она, моргая.
Убедившись, что колонка достаточно устойчива и без ее помощи, Элизабет собиралась поставить на нее бюст, но восклицание Берты остановило ее.
– Святые угодники, спасите нас!
Бережно прижимая к груди бюст, Элизабет резко обернулась. Перед ней, отделанная исключительно только красным и золотым, была самая ужасная комната, какую ей когда-либо приходилось видеть: шесть огромных золотых купидонов, казалось, парили в воздухе над гигантской кроватью, сжимая малиновые бархатные занавеси в одном пухлом кулаке и держа лук и стрелы в другом; другие купидоны украшали изголовье кровати. Глаза Элизабет расширились, сначала от невероятности увиденного, а через минуту от смеха.
– Берта, – она приглушенно хихикнула, – посмотри на это место.
Ошеломленная всем этим золотым кошмаром, Элизабет медленно повернулась кругом. Над камином висело в золотой раме изображение дамы без какой-либо одежды, кроме полоски полупрозрачного красного шелка, наброшенного на бедра. Элизабет быстро отвела глаза от этой безобразной наготы и оказалась перед целой армией кувыркающихся купидонов. Они расположились в своем толстощеком золотом великолепии на каминной доске и на столиках у кровати, гроздь купидонов образовала рядом с кроватью высокий канделябр из двенадцати свечей, одну из которых зажег лакей; другие купидоны окружали огромное зеркало.