Он сильнее сжал ее плечи, мускулы на его лице не расслабились; Элизабет не сумела сдержать слезы и не сумела возненавидеть Роберта за то, что тот хотел сделать с Яном. Преодолев удушье, она положила руку на худую щеку Роберта, слезы блестели у нее в глазах.
– Роберт, – с болью произнесла Элизабет, – я люблю тебя и думаю, что ты любишь меня. Если ты собираешься помешать мне поехать в Лондон, боюсь, тебе для этого придется убить меня.
Он оттолкнул ее, как будто прикосновение к ней неожиданно обожгло ему руки, и Элизабет упала на постель, все еще не выпуская из рук открытого ридикюля. Полная жалости к нему за то, что он перенес, она следила, как Роберт ходил по комнате, словно зверь в клетке. Осторожно Элизабет вынула все свои деньги и положила их на постель, затем отделила несколько банкнот, необходимых ей, чтобы нанять карету.
– Бобби, – тихо сказала Элизабет и увидела, как сжались плечи брата, когда она произнесла его детское имя. – Пожалуйста, подойди сюда.
Элизабет видела, какая борьба шла в его душе, когда он продолжал ходить взад и вперед, и затем, когда она встала, резко повернулся и подошел.
– Здесь небольшое состояние, – продолжала Элизабет тем же нежным печальным голосом. – Это твое. Возьми, чтобы уехать в любое место, куда ты хочешь. – Она дотронулась рукой до его рукава. – Бобби, – прошептала Элизабет, пристально глядя ему в лицо. – Все кончено. Больше не будет мести. Возьми деньги и уезжай на первом же корабле, уходящем куда-нибудь. Он открыл рот, но она торопливо покачала головой. – Не говори мне куда, если ты хотел это сказать. О тебе будут спрашивать, и если я ничего не буду знать, то будешь уверен, что ты в безопасности от меня и Яна и даже английского закона. – Она видела, как Роберт несколько раз судорожно глотнул, и ощутила его загнанный взгляд, которым он смотрел на деньги, лежащие на постели. – Через шесть месяцев, – продолжала Элизабет, когда отчаяние вызвало у нее удивительную ясность мыслей, – я положу еще денег в какой-нибудь банк, который ты укажешь. Помести объявление в «Таймс» для Элизабет… Дункан, – поспешно придумала она, – и я помещу их на имя, которым будет подписано объявление.
Он, казалось, был не в состоянии пошевельнуться, тогда она еще крепче сжала ридикюль.
– Бобби, ты должен решить сейчас. Нельзя терять времени.
У него дергалась шея от того, что он боролся с собой, стараясь не принимать ее слов, и через бесконечно длившуюся минуту, хрипло вздохнул, и напряжение на его лице несколько ослабло.
– У тебя всегда, – покорно сказал Роберт, глядя на ее лицо, – было самое доброе сердце.
Не говоря больше ни слова, он подошел к своему саквояжу, бросил в него те немногие вещи, которые принадлежали ему, схватил деньги, лежащие на кровати.
Элизабет сдерживала рвущийся наружу поток слез.
– Не забудь, – хрипло прошептала она, – Элизабет Дункан.
Он остановился, положив руку на дверной крючок, и оглянулся.
– Этого достаточно. – Брат и сестра долгим взглядом смотрели друг на друга, зная, что это их последний разговор; затем его губы скривились в странную, полную боли улыбку. – Прощай, – сказал он и прибавил, – Бет.
И только когда Элизабет увидела, как Роберт быстро прошел мимо окна их комнаты, направляясь к дороге, которая извилисто спускалась к морю, напряжение спало, и она без сил села на постель. Элизабет опустила голову, слезы катились по щекам, падая на ридикюль, на котором лежала ее рука; слезы горя и облегчения падали с ресниц – но она плакала о своем брате, а не о себе.
Потому что в ридикюле был пистолет.
И в тот момент, когда Элизабет поняла бы, что Роберт не согласился отпустить ее, она направила бы его на брата.
Глава 35
Четырехдневное путешествие из Хелмшида в Лондон Элизабет проделала за два с половиной дня – это удалось ей при помощи удачного, хотя опасного и дорогого, метода – она платила огромные деньги кучерам, которые неохотно соглашались ехать ночью, и спала в карете. Единственными остановками в ее стремительном путешествии были смена лошадей, одежды и какая-либо еда накоротке. Везде, где они останавливались, все – от почтальонов до служанок в барах – говорили о суде над Яном Торнтоном, маркизом Кенсингтоном.
Мелькали мили, день сменялся темной ночью и серым рассветом, затем все повторялось, и Элизабет прислушивалась к топоту лошадиных копыт и испуганному стуку своего сердца.
Через шесть дней после начала суда над Яном в десять часов утра запыленная карета, в которой она проделала путь, подъехала к городскому дому вдовствующей герцогини Хоторн в Лондоне, и из нее, не дождавшись пока опустят ступеньки, выпрыгнула Элизабет, зацепившись юбками, ступила на землю, затем, спотыкаясь, вбежала по ступеням и забарабанила в дверь.