– Что ты хочешь сказать, – спросила Элизабет, чувствуя, что он говорит совершенно серьезно, несмотря на шутливый тон.
– Агонию неутоленного желания, – объяснил Ян, касаясь губами ее лба, – вызванную тем, что я желал тебя.
– Желал меня? – вырвалось у нее, и она отодвинулась так резко, что чуть не перевернула его, оперлась на локоть, рассеянно прижимая простыню к груди. – Это… то, что мы сейчас делали? Я хочу сказать…
– Шотландцы считают это любовью, – ласково перебил Ян, – в отличие от большинства англичан, – добавил он с холодным презрением, – которые предпочитают смотреть на это, как «на исполнение супружеских обязанностей».
– Да, – рассеянно сказала Элизабет, все еще думая о его словах, что то, когда он хотел ее, вызывало у него боль. – Но это ты и имел в виду все время, когда говорил, что хочешь меня?
На его чувственных губах мелькнула улыбка.
– Да.
Румянец залил ее нежные щеки, и несмотря на старание казаться суровой, глаза ее смеялись.
– И в тот день, когда мы обсуждали брачный контракт, и ты сказал, что у меня есть то, чего ты очень хочешь, было вот это?
– И это тоже, – согласился он, нежно проводя пальцами по ее горящей щеке.
– Если бы я все это знала, – сказала она с огорченной улыбкой, – я бы, конечно, попросила дополнительных уступок.
Это удивило его – мысль, что она попыталась бы поставить тяжелые условия для него, если бы знала точно, какую большую и какого рода власть имеет она.
– И какие же дополнительные условия? – спросил Ян, стараясь сохранить на лице равнодушное выражение.
Элизабет прижалась щекой к его плечу и обвила мужа руками.
– Короче помолвку, – прошептала она, – короче ухаживания и короче церемонию.
Новый прилив нежности и глубокой гордости охватил его от этого проявления любви и правдивости, и он крепко, как бы защищая, обнял ее, улыбаясь от радостного удовлетворения. В первые же минуты, когда Ян увидел Элизабет, он понял, что она – необыкновенная девушка; через несколько часов он знал, что в ней было все, чего он хотел. Страстная и нежная, умная, чувственная и остроумная. Он любил в ней все эти качества, но то, что особенно приводило его в восхищение, обнаружил гораздо позднее, – это ее храбрость. Ян так гордился этой храбростью, которая помогала ей не один раз устоять перед враждой и врагами – даже когда этим врагом был он сам. Не обладай она храбростью, он потерял бы ее давным-давно; она бы поступила как и большинство представительниц ее пола, то есть для нее нашли бы первого подходящего мужчину, которого могли бы вытерпеть и предоставили ему разбираться с трудностями и неприятностями жизни. Его Элизабет не сделала этого, она попыталась справиться не только с ним, но и с ужасным бременем денежных проблем, свалившимся на нее. Это напомнило ему, как экономна она была, и тут же решил, по крайней мере в данный момент, что бережливость – одно из самых очаровательно забавных ее качеств.
– О чем ты думаешь? – спросила Элизабет.
Ян наклонил голову, чтобы лучше видеть ее, и отвел растрепавшийся локон золотистых волос с ее щеки.
– Я думал, как умен я, должно быть, был, сразу же увидев тебя и поняв, какая ты чудесная.
Она усмехнулась, принимая его слова за шутливую лесть.
– Как же быстро ты рассмотрел мои качества?
– Я бы сказал, – задумчиво ответил Ян, – я увидел их, когда ты посочувствовала Галилею.
Она ожидала, что он скажет что-нибудь о ее внешности, но уж никак о разговорах или уме.
– Правда? – спросила Элизабет, не скрывая удовольствия.
Ян кивнул, но ее ответ вызвал у него любопытство.
– А что ты думала я скажу?
Элизабет смущенно пожала тонкими плечами.
– Я думала, что ты скажешь, будто прежде всего ты заметил мое лицо. Люди крайне странно реагируют на мое лицо, – объяснила она со вздохом отвращения.
– Не могу себе представить почему, – сказал Ян, улыбаясь лицу, которое, по его мнению, и мнению любого, было захватывающе прекрасно, лицу, принадлежащему молодой женщине, лежащей на его груди и похожей на невинную золотистую богиню.
– Я думаю, это из-за моих глаз. У них такой странный цвет, – серьезно сказала она.
– Но случилось так, что не твое лицо очаровало меня, когда мы встретились в саду, потому что, – добавил он, увидев, что она ему не верит, – я не мог его рассмотреть.
– Конечно, мог. Я же видела твое очень хорошо, хотя уже стало темно.
– Да, но я стоял у фонаря, в то время как ты упорно держалась в тени. Я мог разглядеть, что у тебя было приятное лицо, на котором все было на месте, и я также мог увидеть, что все другие… женские достоинства… определенно были, какие надо, но это было все, что я видел. Потом, позднее, когда я посмотрел вверх и увидел тебя спускающейся по лестнице, то был так поражен, что потребовалось немало силы воли, чтобы не уронить бокал, который я держал в руках. – Ее счастливый смех прозвучал для него, как музыка. – Элизабет, – сухо сказал Ян, – я не такой дурак, чтобы одно только хорошенькое личико свело меня с ума, или заставило попросить твоей руки, или даже, в крайнем случае, вызвать сексуальное желание.