— Я не занималась этим, — защитилась Кэйт.
— Не строй из себя адвоката, — бросил Билли. — Если не ты, то кто-то из вашей шайки.
Кэйт отвела глаза. Она должна была это предвидеть. Ей хотелось как-то выкрутиться, но лгать она не могла. Однако проблема была и в том, что она не хотела говорить правду.
— Мой друг Эллиот… — попыталась она.
— Тот, от которого ты ждешь предложения после нашего разрыва?
— Билли, он гей, у него есть пара, и он — мой лучший друг. Он математик, и он заметил… он открыл, что после того, как ты бросаешь женщин, они выходят замуж. Он посчитал, что одно — это следствие другого. И он убедил Бину, чтобы…
— А ты убедила меня встречаться с ней. Компульсивное поведение, мой бзик. Все было подстроено. Понятия не имею, отчего это сработало, но Бина выходит замуж за Джека, и полагаю, что и у тебя уже кто-то на крючке…
— Билли, ты все понимаешь неправильно.
— Да? Меня три часа валяли в собачьем дерьме все парни на вечеринке, и каждый из них обвинял меня в своей женитьбе.
Кэйт начинала терять терпение.
— Мне кажется, ты сам создал себе такую репутацию еще до моего появления на сцене, — бросила она. — Я не знала только, когда же ты оставишь меня.
— Что, если сейчас? — ответил он. — И наилучшие пожелания к твоей будущей свадьбе. Надеюсь, твоя жертва, кем бы он ни был, вполне тебя заслуживает.
Он развернулся, отворил дверь и буквально наткнулся на доктора Мак-Кея.
— Я вас прервал? — спросил доктор Мак-Кей, выгнув брови и глядя то на Кэйт, то на Билли.
— Нет, — ответил ему Билли. — Мы закончили.
Кэйт смотрела ему в спину, пока он шел по коридору.
Глава XLIV
Целый час Кэйт плакала в своем кабинете. Потом, после того как Эллиот нашел ее и почти на руках притащил к себе в кабинет, она плакала в такси всю дорогу до его квартиры. Она плакала, когда пришел Брайс, и потом, пока он готовил ужин. Наконец Эллиот отвел ее к дивану, усадил и обнял.
— Кэйт, — начал он теплым и сочувствующим тоном, — я знаю, как тебе больно. И мне больно за тебя. Но не собираешься же ты разыгрывать теперь а-ля Бину Горовиц?
Несмотря на свое горе, Кэйт почти рассмеялась и чуть не подавилась слезами.
— Ты также можешь рассчитывать на мой ковер, — добавил Брайс. — Это имитация антикварного тебризского ковра.
Кэйт прерывисто вздохнула. Она уже больше не могла реветь, хотя эмоции рвались наружу. Она разбила свою жизнь. Ранила сердце мужчины, которого любила, и теперь он презирает ее. Однако пора бы уже кончать реветь. Она попыталась улыбнуться сквозь слезы.
— Вот, моя хорошая девочка, — сказал ей Эллиот.
— Почему бы тебе не постараться взять себя в руки? — предложил Брайс. — Пойди в ванную и вымой лицо.
Кэйт кивнула и поднялась.
— Хочешь, чтобы я помог? — спросил Эллиот, но Кэйт помотала головой.
— Я заварю чайные пакетики для глаз, — продолжал Брайс, бережно взяв ее за руку. — Это поможет снять отеки. Поверь, я знаю.
Глядя на себя в зеркало ванной, Кэйт заревела опять. Ее лицо напоминало руины, глаза покраснели и стали крошечными на фоне отеков вокруг них. Нос, особенно возле ноздрей, по цвету стал почти под стать волосам. Боже, она стала такой уродиной! Кэйт налила в раковину холодной воды, набрала воздуха в легкие и опустила лицо в воду. Шок был приятным, и она стояла так, согнувшись и опустив лицо в раковину, казалось, очень долго. «Может, стоит утопиться», — подумала она.
Она вспоминала Билли в постели, его руки, обнимавшие ее, его спину, когда он без рубашки готовил завтрак. Она помнила каждую книгу и картину в его квартире, их прогулки по Бруклину и его сад. Не признаваясь даже самой себе, она надеялась, что в этом саду, в этом доме они когда-нибудь будут жить вместе со своими детьми.
Запас воздуха иссяк, и она подняла лицо из раковины. Глубоко вдохнув, Кэйт снова посмотрела в зеркало. Она понимала, что не только Билли был причиной этого срыва. Кэйт плакала оттого, что ранила его и была ранена сама. Но кроме того, она оплакивала и свое прошлое, и свое будущее. Все слезы, которые она держала в себе в начальной школе, в дни одиночества, в старших классах, — все они словно выплеснулись теперь. Кэйт снова наполнила раковину и опустила в нее лицо. Под водой она открыла глаза.
Кэйт понимала теперь, что Билли мог стать вознаграждением ей за ее прошлое, бальзамом на ее старые язвы. Она, быть может, изменила стиль жизни, но, несмотря на образование и переезд в Манхэттэн, ее корни обнаруживали себя. Она моргнула. Глядя в воду распухшими от слез глазами она поняла, что Билли был единственной возможностью любить и быть любимой на равных, он был человеком, который мог действительно понять ее.