Особенно,... 
217 
Дверь в крематорий открылась, желтоватый свет из помещения осветил двор. Полутемный двор придавал всей сцене что-то таинственное. Прибывшие на машинах люди и те из служителей лагеря, кто в этот момент там присутствовал, не обменялись никакими приветствиями, не отдали друг другу чести. Они не сказали друг другу ни единого слова и действовали как профессиональные преступники, молча, с полным взаимопониманием…»
6 ноября 1948 года Мариан Згода сообщил под присягой о своих тогдашних впечатлениях следователю мюнхенского суда следующее:
«Так как мне хотелось узнать, что все это значит, я все-таки выбрался из помещения через вентиляционный люк и оказался во дворе крематория. Это было приблизительно в 8 часов вечера. Я спрятался за кучей шлака. Там я находился до 12 часов ночи и видел, как в помещение крематория зашли один за другим следующие лица. Сообщаю их имена в том порядке, как они входили в помещение: Отто, Густ, Хофшульте, Варнштедт, Штоббе, Шмидт, Шидлауски и Бергер.
Все эти люди находились в канцелярии крематория, откуда они частенько выходили, чтобы посмотреть, не пришла ли машина, и было по всему видно, что они кого-то ждут. Несколько раз раздавались телефонные звонки. В 0 часов 10 минут 18 августа оба начальника команды — Варнштедт и Штоббе — вышли из крематория и открыли ворота во дворе, чтобы впустить большой легковой автомобиль. Из автомобиля вышли три человека, одетые в штатское, из которых двое явно охраняли третьего, шедшего в середине. Я мог видеть этого человека только сзади. Он был высокого роста, широкоплечий, с лысиной. Это я заметил, поскольку он был без шляпы. Из крематория в это время вышли Бергер, Отто, Штоббе и Хофшульте. Они встали по обеим сторонам перед входом в крематорий. Сопровождавшие Тельмана лица в штатском пропустили заключенного вперед. В тот момент, когда заключенный прошел мимо четырех эсэсовцев, выстроившихся шпалерами, и вошел в крематории, вслед ему раздались три выстрела. Эсэсовцы, стоявшие на улице, и двое мужчин в гражданской одежде вошли в крематорий и закрыли за собой дверь. Минуты через три в крематории раздался четвертый выстрел. Совершенно очевидно, что это был выстрел, которым обычно добивают.
Через 20 или 25 минут Хофшульте и Отто вышли из крематория, другие присоединились к ним через несколько минут. Я слышал, как Хофшульте сказал Отто: „Ты знаешь, кто это был?“
Отто ответил, что это был вождь коммунистов Тельман». Чтобы не оставлять следов, эсэсовцы собственноручно сожгли тело Тельмана прямо в одежде. Через три недели они объявили, что Тельман погиб во время воздушного налета, когда на концлагерь Бухенвальд попали фугасные бомбы. Однако это сообщение было почти тут же опровергнуто англичанами, так как в указанный нацистами день гибели Тельмана (28 августа) вблизи Бухенвальда не было ни одного самолета союзников.
Гитлер нашел удачное время, чтобы расправиться со своим политическим противником: в обстановке всеобщей борьбы с заговорщиками эта казнь прошла незаметно, пламя крематория похоронило улики. А судить после войны убийц Тельмана — с таким же успехом можно было судить их пистолеты. Но немцы, кажется, все-таки до них добрались…
ЗАГОВОР ПРОТИВ ГИТЛЕРА
Вот Штауффенберг — это молодец! Его почти жаль. Какое хладнокровие! Какой ум, какая железная воля! Просто непостижимо, как он только связался с этим сборищем дураков!
Геббельс
Граф Клаус Шенк фон Штауффенберг стал фашистом добровольно. И добровольно же перестал им быть, когда разочаровался в идеалах национал-социализма. На допросе он заявил, что в начале 1930-1940-х годов искренне одобрял идеи национал-социалистов в области внутренней политики, особенно идею об ответственности «только перед самим собой и компетентным руководством в сочетании с идеей здоровой субординации и народной общности». Импонировал ему также принцип «общественная польза выше личной», нравилась ему и «борьба с коррупцией», и «расовые идеи нацизма», но особенно импонировало ему «стремление к новому, определенному немецким национальным характером правопорядку». Однако у графа вызывали стойкое отвращение различные внешние проявления нацистского режима. К 1938 году, по его словам, он уже вполне сознательно ненавидел нацизм вообще и Гитлера в частности. Он пришел к выводу, что основные идеи национал-социализма «в процессе их осуществления режимом почти все были превращены в свою противоположность».
217 
