— Она очень умна. И к тому же слишком много знает. Потому придется. У меня нет другого выхода. Ее смерть тоже будет выглядеть вполне правдоподобно. Она еще окончательно не пришла в себя после твоей болезни. И все поверят, что она не пережила нового удара — твоей смерти.
Бенедикт сжал кулаки.
— Вы подлый и жестокий негодяй! — вне себя от гнева вскричал он.
Он до сих пор не мог до конца поверить, что Эрик Каргил, его крестный и друг покойного отца, был способен на хладнокровное убийство четырех человек. Он убил своего лучшего друга и его жену, избавился от нежеланных свидетелей. И на протяжении десяти лет спокойно жил с этим, продолжал общаться с Бенедиктом, будто ничего не произошло. Теперь он так же хладнокровно собирается устранить его и Женевьеву. Самое страшное, Эрик Каргил не чувствует раскаяния за свои бесчеловечные преступления.
— Но зачем вы пошли на предательство против своей страны? — спросил Бенедикт. — Вы же англичанин, как и я. Зачем вам было вести двойную игру?
Дармаус поморщился. Его начал утомлять этот разговор.
— Во-первых, англичанин я только со стороны отца, моя покойная мать была француженкой, — устало начал объяснять он. — А во-вторых, в отличие от вас, я не вижу поводов гордиться Англией. Король безумен, принц-регент — транжира и сладострастник.
— Так вот в чем дело! Вы не находите, что причины эти совсем не убедительны?
— Не только поэтому. Были и другие причины. Я уже говорил, моя покойная мать — француженка, и я предан тому, кто по праву должен стать королем Франции.
— Бонапарту? — поморщившись, спросил Бенедикт. Само это имя было ему отвратительно.
— Ты догадлив.
— А… А тетя Синтия… Она знает о ваших темных делах? — с болью в голосе спросил Бенедикт. — Или она, как и я, считает вас честным человеком?
— Ну конечно знает. Более того, она в этом участвует и, как может, помогает мне, — невозмутимо проговорил граф Дармаус.
— Неужели? — нахмурившись, спросил Бенедикт. — Тетя Синтия?
— Да, — нетерпеливо тряхнув головой, подтвердил Эрик Каргил.
Все эти годы Бенедикт считал этих двоих членами своей семьи. Эрик и Синтия были для него самыми близкими людьми. И вот теперь он узнал, что они вели двойную игру и обманывали не только его, но и Англию, были в сговоре с его злейшим врагом Бонапартом.
— Я думаю, нам пора заканчивать этот разговор, Бенедикт, — отрезал Дармаус. — Уже поздно. Скоро герцогиня Вуллертон захочет прийти и обнять тебя, ведь она так любит своего Бенедикта. К сожалению, к тому времени ты уже не сможешь ответить на ее объятия, руки твои будут холодны как лед.
Во взгляде его не было и тени раскаяния.
— Как вы собираетесь все это осуществить? — чтобы потянуть время, спросил Бенедикт.
— Я заставлю тебя выпить содержимое этого пузырька, растворенное в стакане воды. — С этими словами Каргил вынул из кармана брюк маленькую бутылочку и показал ее Бенедикту. — Уверяю тебя, твоя смерть будет быстрой и безболезненной. Никто ничего не заподозрит. Все решат, что после очередного приступа лихорадки у тебя просто остановилось сердце.
— Интересно, как вы сможете заставить меня добровольно выпить яд?
— Еще не знаю. Возможно, пообещаю тебе не трогать Женевьеву, если ты добровольно выпьешь яд. Ведь ты ее любишь.
— Я не настолько глуп, чтобы в это поверить, — отрезал Бенедикт. — Вы не оставите ее в живых. Она для вас опасный свидетель.
Дармаус поморщился.
— Тогда я убью ее первой, — проговорил он. — И ты сам захочешь выпить яд. Ведь тебе больше незачем будет жить. Да и потом, тебе не даст покоя мысль, что она погибла из-за тебя. Ни у кого не возникнет никаких подозрений. Все решат, что она умерла из-за того, что ее сломанная рука воспалилась и началось заражение крови. Или выпила слишком большую дозу снотворного. Возможно, смерть Женевьевы примут за самоубийство. Подумают, она не пережила гибели возлюбленного. Вариантов великое множество.
— Но зачем вы мне все это говорите? — Глаза Бенедикта засверкали от гнева. — Не проще ли было незаметно подлить яд в стакан с водой и дать мне выпить?
— И пропустить такой интересный спектакль? — со смехом проговорил граф Дармаус. — Ни за что! Почти всю жизнь мне приходилось прятаться под различными масками и личинами. Ты не можешь себе представить, какое облегчение наконец-то стать самим собой. Сбросить маску хотя бы на минуту.