Я нарочно втянула коктейль через трубочку погромче и постаралась не моргать: может, тогда слезы впитаются обратно в глаза.
— Дело в том, Амелия, — продолжала мама, — что если бы не было» тебя, то я бы чувствовала то же самое.
Я боялась на нее посмотреть. Боялась, что ослышалась. Неужели она хотела сказать, что не только любит меня (это-то понятно, она же мать), но и по-настоящему мною дорожит? Я представила, как она заставляет меня приподнять крышечку стакана, чтобы убедиться, всё ли я допила. Конечно, я бы поворчала для виду, но на самом деле мне было бы приятно. Это значило бы, что я ей небезразлична. Что она не отпустит меня.
— Я сегодня навела кое-какие справки здесь, в больнице, — сказала мама. — Под Бостоном лечат детей с расстройствами питания. У них есть дневной стационар, а есть полный — ты, когда будешь готова, сможешь пожить там с другими девочками, пережившими нечто подобное.
Я резко вскинула голову.
— Стационар? Мне что, придется там жить?
— Ну, пока они не помогут тебя справиться с…
— Ты меня выгоняешь?! — запаниковала я. Не так я себе это представляла. Если мама меня понимала, то почему не могла сообразить, что эти порезы появились от страха, что я в семье лишняя? — Почему Уиллоу может ломать себе тысячу костей — и все равно считается идеальной, и никто не выгоняет ее из дому, а я делаю одну ошибку — и ты даешь мне пинка под зад?
— Мы с папой вовсе не думали «давать тебе пинка под зад», — сказала мама. — Мы просто хотим тебе помочь…
— Он об этом знает?
Из носа у меня побежали ручьи. Я-то надеялась, что отец меня защитит. И вот выясняется, что они заодно. Весь мир ополчился против меня.
В комнату заглянула Марин Гейтс.
— Спектакль начинается, — сказала она.
— Погодите минуту…
— Судья Геллар ждать не будет.
Мама посмотрела на меня, и в ее взгляде я прочла немую мольбу. Она молила меня о снисхождении.
— Тебе придется пойти в зал. Папа дает показания, и я не могу оставаться здесь с тобой…
— Иди к черту! Ты не можешь приказывать мне, что делать.
Марин, наблюдавшая за этой сценой, протяжно присвистнула.
— Вообще-то, может, — сказала она. — Потому что ты несовершеннолетняя, а это твоя мать.
Мне хотелось сделать маме так же больно, как она сделала мне.
— По-моему, надо лишать этого звания женщин, которые хотят избавиться от своих детей.
Я заметила, как маму передернуло. Пускай этого не было видно, но она тоже кровоточила. И, как и я, она знала, что заслужила эту рану. Когда Марин бесцеремонно вывела меня в коридор и оставила возле мужчины в красной фланелевой рубашке и подтяжках (от него пахло тунцом), я решила: если мама намерена испортить мне жизнь, у меня есть полное право испортить жизнь ей.
Шон
В день свадьбы я, глядя на Шарлотту, забыл все клятвы, которые сочинил и прилежно выучил. Стоило мне увидеть ее, плывущую по церковному проходу, — и все эти банальные фразы стали напоминать мне рыболовецкие сети, в принципе не способные удержать мои к ней чувства. Теперь же, сидя напротив жены в зале суда, я надеялся, что слова еще раз преобразятся — в перья, облака, пар. Что угодно, лишь бы невесомое, не способное нанести удар.
— Лейтенант О’Киф, — начал Гай Букер, — вы, насколько я знаю, изначально выступали в этом деле истцом.
Он обещал, что всё пройдет быстро и безболезненно, что я сойду с трибуны, не успев ничего осознать. Я ему не верил. Его прямые служебные обязанности — врать, жулить и искажать правду на потребу присяжным.
И я истово надеялся, что в этот раз он преуспеет.
— Изначально да, — ответил я. — Жена убедила меня, что этот иск затеян в интересах Уиллоу, но вскоре я начал понимать, что считаю по-другому.
— А именно?
— Я считаю, что из-за этого иска распалась наша семья. Наше грязное белье полощут в вечерних выпусках новостей. Я подал на развод. И Уиллоу всё понимает. То, что стало достоянием общественности, скрыть уже невозможно.
— Вы поняли, что иск об «ошибочном рождении» подразумевает, будто ваша дочь — нежеланный ребенок. Это действительно так, лейтенант О’Киф?
Я помотал головой.
— Да, Уиллоу не идеальна, но ведь и я тоже. И вы. Она, возможно, не идеальна, — повторил я, — но с ней на сто процентов всё в порядке.
— Передаю слово, — сказал Букер.
Когда Марин Гейтс встала со стула, я сделал глубокий вдох, чтобы зарядиться энергией. Точно так же я поступал, когда врывался в здание с командой спецназа.