Особенно,... 
52 
– Лида? Что случилось? – вдруг вошел в палату дундук Саша.
– А, и ты здесь, умник. Скажи-ка мне, умник, вот чего ты сюда таскаешься? – спросила Лидка тоном, не предвещавшим ничего хорошего. – К брату? Или чтобы докторшу эту трахнуть? Уже трахнул или только собираешься?
– Ты совсем с цепи сорвалась? – моментально разозлился Александр Евгеньевич.
– Скажите мне лучше, киса, как художник художнику, – у вас бабки есть?
– Да что с тобой?
– Со мной? Ничего! Я просто в который раз хотела сказать вот этому идиоту, что он полный мудак. Только вот незадача – он ни хрена не слышит! И не шевелится. Вот что мне делать? Может, освоить азбуку Морзе? Как мне сказать, что он мудак, на азбуке Морзе? Пи-и-и-пи – пипипи? – Лидия повернулась и уставилась Паше прямо в глаза.
– Лида, ты не должна так поступать! – возмутился Саша.
– А ты меня не учи, как поступать, – ответила она, не отводя взгляда от Пашиных глаз. – Ты мне тут вообще на хрен не нужен, если не можешь помочь материально. Давай вали и без хоть каких-то денег не возвращайся. Можешь бежать за сочувствием к своей докторше, а мне надо думать, как грести дальше.
– Да что случилось?! – уже практически вскрикнул Александр Евгеньевич.
– Видишь, Паша, всем интересно, что же случилось. Ну, я расскажу, да?
– !!! – Павел изо всех сил пытался достучаться до Лиды, но невидимая стена была непреодолима.
– В принципе, не случилось ничего такого, что бы удивило меня. Просто, – и тут Лида снова стала говорить очень медленно, с четкой артикуляцией, – твой старый друг и коллега Лемешев, когда разбирался в бумагах, заодно прихватил и твои деньги, Паша. И знаешь, ни слова мне не сказал. Так же, как и ты. Нет, это удивительно, что ты не счел нужным и слова мне сказать о том, что ты так изменил свое мнение относительно хранения дома финансов.
– Что? – ахнул Саша. – Как же так? И сколько он взял?
– Сто пятьдесят тысяч долларов, – процедила Лида. – Дай бог ему всего, доброму другу. Так что теперь, Пашечка, финансы поют романсы. Любишь романсы?
– Подлец! – выдал Саша после долгой паузы.
– Не то слово, – продолжая смотреть в глаза Паше, согласилась она.
– Я немедленно разберусь, – взвился Саша, но Лида повернулась к нему и насмешливо посмотрела.
– Да уж. Разберешься. Шапками закидаешь. Ты хоть понимаешь, кто такой Лемешев? И кто такой Свитский? А кто такой ты. И даже ты, Паша, – она кивнула мужу и улыбнулась. Ядовито. – Ты понимаешь, кто ты, Паша?
Паша, конечно, ничего не понимал. Он явно устал, закрывал глаза, переживал, не успевал следить за губами своей разбушевавшейся жены. Однако даже и без этих разговоров он понимал, что сейчас, в данных обстоятельствах, при этих раскладах денег, что забрал скотина Лемешев, вернуть не получится, можно даже не пытаться. Это может даже быть опасным. Деньги, конечно, не самые большие на свете, однако и не за такое убивали. Паша помнил еще те времена, когда деньги, данные кому-то в долг, становились для щедрого друга смертельной угрозой. Смерть списывала все долги, обнуляла все расписки. Смерть решала вопросы лучше любого мирового судьи. Хорошо, что Лида такая. Все знает, все понимает. Ей нельзя рисковать, у нее Машенька.
– Ну и что, надо же что-то делать, – бегал по палате Александр Евгеньевич. Сто пятьдесят тысяч – уму непостижимо, как это – просто взял и все? И ему простить?
– Прощение – богоугодное дело. «И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должникам нашим», – ехидно продекламировала Лида, демонстративно отвернувшись к окну. Она достала из своей изящной дорогой сумки косметичку и стала тщательно, с неподдельным вниманием красить губы. Контур, основа, блеск…
– Это же глупо. Это же ваши деньги! – визгливо пробормотал братец.
– А то как же, – хмыкнула она. – Ты еще заодно вспомни, что это за деньги. Ты еще пойди и заявление в милицию напиши, что, мол, помогите, люди добрые. Злые коллеги по ножу и топору ограбили.
– Тише, – шикнул он.
– Что – тише? Что – тише? Как мне объявление давать теперь. Этот чертов щит один стоит почти сто штук в месяц. Еще сотня – на дом. А его лечить? А родители привыкли кушать вкусно, в санаторий хотят. Кстати, дундук, это я о твоих родителях говорю. Эмилия-то в далекие страны намылилась. У нее свой график. Сына она, конечно, жалеет, однако себя больше.
– Нет, я с ней поговорю. Она же должна понять…
– О чем ты поговоришь? Если бы дело было только в ней! Надо отдавать дом в залог, но тогда его не продашь нормально.
52 
