Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
40 
– Всегда! – Демьян пульсировал внутри фантастической женщины, и, черт возьми, кто бы отказался от этого? Он коснулся губами ее губ и вернул в мир поцелуем, в котором отказывал бесконечным любовницам. Впервые Демьян брал женщину в свое будущее, в свой мир. – Может, есть ради чего остаться.
– Не надо. – Алина покачала головой. – Не говори того, о чем ты не думаешь.
– А может, я думаю об этом.
– Сейчас. А завтра, возможно, и нет.
– Чего ты боишься?
– Сказать правду?
Он кивнул.
– Я боюсь провести остаток жизни в ожидании мужчины, гадая, узнает ли он меня, если мы снова увидимся. – Алина еле сдерживала слезы. – Я все еще жду отца. В день нашей первой встречи, когда ты обедал, а я ела сэндвич…
– Хот-дог, – поправил Демьян.
– Ты подсматривал за мной?
– Я не мог отвести от тебя глаз. И все еще не могу.
Энтузиазм начал спадать, но Демьян продолжал ощущать все те же чувства и был даже рад звонку домофона, не давшему ему сказать, что он любит Алину, на сей раз по-английски.
– Роман?
Демьян услышал, как кто-то набирает код, – только его сын мог прийти сюда. Он набросил на себя одежду, пока Алина выбиралась из постели, натягивала юбку и в спешке искала бюстгальтер. На лестнице послышались шаги, и дверь открылась.
– Всего лишь я, Демьян. – Абсолютно голая Надя зашла в спальню.
Глава 12
Алину шокировало не столько то, что Надя была обнажена, сколько взгляд, которым одарила ее бывшая жена Демьяна.
Пренебрежительный.
Надя без слов объяснила Алине, что она здесь никто.
– Демьян, я хочу… – начала Надя по-русски.
– Никого не волнует, чего ты хочешь! – проорал Демьян и тут же добавил: – Ты будешь говорить по-английски в присутствии Алины.
Может, это и вежливый ход, но Алина предпочла бы ничего не слышать.
– Я хочу, чтобы мы снова были вместе – как семья. Я совершила ужасную ошибку… – Надя начала всхлипывать. – Демьян, то, что я сказала о Романе, – ложь. Я хотела, чтобы ты начал ревновать, черт возьми, чтобы ты отреагировал…
– Ты пришла, чтобы сообщить мне, что ты солгала? – Его тон был сдержанным, но дыхание прерывалось. – Ты здесь, в моей спальне… Откуда, черт возьми, у тебя код?
– Роман дал мне его. Он мечтает, чтобы мы воссоединились, Демьян… Я не хочу забирать у тебя сына. Мы можем быть вместе.
Для Алины это было слишком. Она бросилась к лестнице, но Демьян ее поймал:
– Алина! Алина! Если у нас есть хоть какой-то шанс, ты должна услышать это…
– Я ничего не должна слушать. Я не должна видеть это.
– Тебе известно, почему она пришла. – Его глаза требовали понимания. – Ты должна все услышать сама.
– Демьян, твоя бывшая жена в твоей спальне, обнаженная…
– Это здесь ни при чем. – Он собрал одежду, которую Надя разбросала, поднимаясь по лестнице. – Убирайся! – крикнул он жене.
Только дурак осмелился бы спорить с Демьяном, когда он в таком состоянии, а Надя была не глупа. Ее красота, пока она одевалась, унижала Алину, а непоколебимая уверенность в том, что Демьян принадлежит ей, мучила.
– Я улетаю завтра. – Надя послала ему воздушный поцелуй. – Выбор за тобой.
Алина наконец нашла бюстгальтер и надела его, отвернувшись от Демьяна.
– Нам надо поговорить, – сказал он.
– О, в твоих устах это значит очень много.
– Нам надо поговорить.
– Тогда ответь: ты подумывал о том, чтобы вернуться к ней? – Алина повернулась и встретилась с ним взглядом.
– Нет.
– Ненавижу! Ты только что солгал мне.
– Ты не оставила мне выбора. Если бы я сказал «да», ты убежала бы еще до того, как я закончил предложение. От чего ты убегаешь, Алина?
– От тебя! От всего этого.
– Я позволил тебе быть самой собой. Когда ты бежишь от меня, ты бежишь от себя. Зачем ты надеваешь маскировку, пытаясь быть личным секретарем?
– Пытаясь?!
– Ты не очень-то хороший профессионал!
– Мерзавец!
– Конечно, но если бы я сказал такое о твоих картинах, ты дала бы мне пощечину.
Ее лицо запылало.
– Не хочу говорить об этом.
– Конечно, ты предпочитаешь прятать свои работы в гардеробе или вешать на стену в чьем-то доме, хотя просто обязана показывать их миру.
– Ты не прав. Я забронировала место на рынке.
– Рынок?! – Демьян не знал слова более мерзкого. Его мысли метнулись на тридцать лет назад, к жизни, которую он каждый день, каждый час, каждую минуту пытался забыть. К голоду и унижениям. – Ты не будешь работать на рынке. Твои работы должна быть выставлены в галерее. Я могу…
40 
