Однако вскоре он опять был рядом со мной.
— Что вы делаете в этом древнем доме?
— Как «что я там делаю»? Я там живу.
— И как вы находите жизнь бок о бок с уважаемыми тетушками?
— Думаю, она ничем не отличается от жизни в других поместьях, разбросанных по всей стране. Любое поместье требует внимания. Тетя Марта отлично справляется со всеми делами. Кроме того, у нас есть управляющий и отличные работники из числа местных жителей. Еще в поселке имеется церковь, которая, как и все церкви, постоянно нуждается в ремонте. В задачу деревни входит содержание этой церкви.
— Все это мне близко и понятно. Я и сам вырос в точно таком же доме. У меня было три старших брата. Так что вряд ли вы можете рассказать мне что-то новое о жизни в английской глубинке.
— Мне кажется, вряд ли вам можно рассказать что-то новое о чем бы-то ни было… во всяком случае, вы так считаете. А значит, нет смысла вам вообще что-либо рассказывать.
— Существуют темы, в которых я разбираюсь довольно плохо, и, конечно же, мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь заполнил эти пробелы в моих познаниях. Возьмем к примеру вас. Конечно же, мне известно, кто вы такая. Я даже смутно помню вашу матушку. Я встретил ее, приехав к дяде в гости, на плантацию, которая позже досталась мне в наследство. Когда ваша матушка уехала, слуги очень много сплетничали на ее счет. Мне тогда было лет двенадцать. В этом возрасте дети, как правило, уже довольно осведомлены о происходящем вокруг.
— Мне кажется, что вы и родились таким… осведомленным.
— Не совсем, но я довольно быстро достиг этого состояния. Я подслушивал у замочных скважин, расспрашивал слуг…
— И тем самым демонстрировали весьма неприятные качества.
— А что еще мне оставалось?
Я промолчала, и он продолжил свой рассказ:
— Можете представить все эти сплетни. «А я вам говорила!» Это было лейтмотивом всех пересудов. Это говорили все, от секретаря клуба до последнего сборщика чая. Ваш отец был очень опечален ее отъездом и махнул рукой на плантацию. С чаем так нельзя. Ему повезло, что рядом с ним оказался мой дядя, а потом я. А впрочем, это дела давно минувших дней. Что толку их сейчас вспоминать? Мы должны думать о грядущем.
— Расскажите мне о его болезни.
— Да вы ведь и сами все видели. Там эту болезнь лечить не умеют. Поэтому он и приехал домой. Я не знаю, какой приговор вынесет ему врач, но в любом случае он будет тяжелым. Это я понял еще на Цейлоне, из разговора с нашим местным доктором.
— Поживем — увидим, — пробормотала я. — Спасибо, что проявили участие.
— Мы ведь соседи. Кроме того… — он пожал плечами и замолчал. Я ждала продолжения, но его не последовало.
Несколько минут мы просто молча ехали рядом. К этому времени мы уже довольно далеко углубились в чащу. Все вокруг было окутано туманом, придававшим лесу какой-то загадочный вид. Как будто пушистое облако опустилось на верхушки деревьев, в отсутствие листьев обретших странный и фантастический облик. Я всегда считала, что зимой деревья намного живописнее, чем летом. Загадочные очертания их крон порождали в моем воображении самые невероятные истории.
— Ах, как чудесно! — неожиданно произнес он. — Знаете ли, когда я изнываю от жары, а за окном ни на секунду не прекращается тропический ливень, я мечтаю об Англии. Хотя в основном мне грезится английская весна. Но сейчас мне кажется, что на свете нет ничего лучше верховой прогулки по осеннему лесу.
— Мне приятно это слышать.
— И еще нет никого, кого я предпочел бы видеть на вашем месте. Это вам тоже приятно слышать?
— Я скорее удивлена, чем обрадована.
— Бросьте, Сэйра. Вы напрашиваетесь на комплименты.
— Я удивлена тем, что вы опускаетесь до лести. Вы успели убедить меня, что это вам чуждо.
— Разумеется, чуждо. Поэтому я говорил искренне. Я очень рад, Сэйра, что вы именно такая, какая есть.
Мы выехали на хорошо знакомую мне просеку, и я пустила лошадь в легкий галоп. Он быстро меня догнал. У меня было перед ним преимущество: я хорошо знала этот лес и решила этим воспользоваться. Мне страстно захотелось оторваться от него. Как было бы забавно, если бы он заблудился! Я резко свернула на одну из тропинок, зная, что вскоре меня ожидает обширная вырубка, где мне предоставится возможность пустить лошадь в галоп.
Этот лес возник здесь во времена Вильгельма Завоевателя. Местами он сохранил свой первозданный облик, но кое-где его вырубили, и на вырубках, как грибы после дождя, выросли крошечные деревушки. Лес протянулся на пятьдесят миль, и, по мнению тети Марты, заблудиться в нем было «легче легкого». Когда я впервые приехала в Грейндж, она сразу же предупредила меня о необходимости быть настороже. С тех пор я хорошо изучила часть леса, прилегающую к нашему поместью, но знала, что, когда на него опускается туман, все вокруг преображается и становится незнакомым. Людям, плохо знающим местность, все деревья кажутся похожими друг на друга, и они начинают бродить кругами, сами того не замечая.