Особенно,... 
39 
— Олечка, скажи на милость, ты собираешься все праздники так проспать?
— А почему нет? — поинтересовалась я.
— Потому что могла бы пожилой матери немного и помочь!
— В чем? — тупила я.
— В чем? Новый Год уже завтра, а у нас в холодильнике кроме пельменей ничего нет.
— Еще три яйца!
— Какие три яйца? Те, что твои дочери смолотили вчера на ужин?
— Съели, да?
— А что же им было делать?
— Не отвечай вопросом на вопрос.
— Не смей грубить матери! — села наконец она на любимый конек.
— Я не грублю. Я одергиваю, — я вполне была готова немного размяться.
— Кто давал тебе право мать! Одергивать! Думаешь, самая умная?
— Нет.
— Именно. Ты вообще ни о чем не думаешь! Ни о детях, ни обо мне. А я тебя, между прочим, вырастила.
— А по-моему, ты это делала на папины денежки.
— Да как ты смеешь! Я всю душу в тебя вложила, неблагодарная.
— Ага, а папуля просто рядом постоял. Просто забыл презерватив надеть.
— Что??? — захлебнулась мамуся и выпучила на меня глаза. Да, простой юмор подворотен ей недоступен. Но перевес явно оказался на моей стороне. Она замолчала.
— Чего ты хочешь? Говори, мам, и не надо этих нравоучений. У меня и без тебя сейчас не самый лучший период.
— Ты сама виновата. Зачем было терять такую хорошую работу?
— То есть ты, такая вся правильная и умная, искренне сожалеешь, что я отказалась кинуть на деньги мать — одиночку? Так?
— Не так. Но поверь мне, у меня большой жизненный опыт. Ей наплевать, что ты сделала это ценой потери работы. Заплатит тебе в лучшем случае пятьсот долларов. Или вообще решит, что ты перебьешься без денег.
— Мам, нельзя так откровенно источать жадность. Не ты ли меня учила, что не все измеряется на деньги. Что главное — чистая совесть.
— Ты сделала больше, чем надо. Жертвовать хорошей работой…
— Да чем же она была так хороша, эта работа? — возмутилась я. — Ведь если бы я там осталась, мне бы все время пришлось применять в жизнь эти кидальные схемы. А я не хочу. И я тебя уверяю, есть и другие фирмы.
— Так тебя и возьмут.
— Наверняка возьмут. Я риэлтер с опытом…
— Ха! — скривилась она. — Опыт по ЖЭКам в очередях стоять.
— Хотя бы. Вот пройдут праздники, я возьму газету и устроюсь, не боись. А ты лучше давай, помоги мне придумать, как на наши остатки соорудить праздничный стол и что мы нашим клушкам подарим.
— Шурик хочет коньки.
— Это нереально. Ей придется перебиться.
— Похоже, нам всем придется перебиться. Почему у тебя совсем не осталось денег?
— Я заплатила в банке за два месяца вперед.
— Зачем?
— Чтобы иметь два месяца на раскрутку в другой компании. Чтобы не пришлось снова продать что-нибудь из папиных подарков.
— Да уж… — протянула мама. — Есть у меня двести долларов.
— Неужели? И ты молчала? — поразилась я.
— А что ты предлагала? Отдать тебе, а потом пропадать с голоду?
— Мама!
— Ладно. Я знаю, как ты стараешься. Я куплю Шурке коньки сама. Прямо сейчас поеду в Ашан и куплю, они там стоят всего семьдесят долларов. И Нютке куплю кукол. Слава богу, в пять лет еще не оцениваешь подарки соразмерно их стоимости. А ты, дорогая, купи еды и приготовься завтра нести вахту у плиты. — Итак, мама все-таки нашла аргумент, с помощью которого полностью подчинила меня себе. Дала мне взятку, а я за деньги последнее время готова на все, даже подчиниться любимой мамочке. Но как она умудрилась раздобыть двести баксов — ума не приложу. Наверное, весь год пенсию откладывала.
— Ты еще здесь?
— Бегу — бегу, мамочка, — засуетилась я. Пусть командует, зато мне не придется делать непринужденное лицо, когда мои обделенные дети будут в слезах и истерике кататься по полу. Я поскакала на рынок, потом еще раз, потом в магазин, во второй, в третий. Сначала я поняла, что у меня отваливаются руки, потом, к обеду у меня отказались ходить ноги. Денег мало, поэтому основные порции радостей жизни я закупала на дешевейшей Мытищинской ярмарке, оттопывая каждый раз по нескольку километров. Так что часам к пяти у меня упало все. И все опустилось. Как раз вовремя, так как пришла от подружек Шурка, волочащая за собой на аркане упирающуюся и отказывающуюся подчиняться грубой диктатуре силы Анютку. Они осмотрели дом, меня, сумки. Но решили, что мало мне на свете кар небесных. Что надо добавить, вот поросюги.
39 
