Так и не вспомнив, она шепнула:
— Отдай английскому мандарину.
Рука А Ока схватила перышко, и он молча кивнул.
Азалия произнесла эти слова чуть слышно, однако, когда она устраивалась в карете, леди Осмунд спросила:
— Что ты сказала этому слуге?
Дверца кареты захлопнулась, и они поехали вниз по дороге.
— Я… я сказала… до свидания, — нерешительно ответила Азалия.
— По-китайски? — спросила тетка. В руке она держала веер и ударила им Азалию по лицу. — Ты не имеешь права разговаривать со слугами ни на каком языке, кроме английского! — прошипела она. — Разве дядя недостаточно наказал тебя за то, что ты водишь дружбу с китайцами?
Азалия не ответила. Тетка ударила ее зонтиком по спине, и она едва не вскрикнула от резкой боли.
Леди Осмунд не произнесла больше ни слова.
Карета катилась под гору, и Азалия поняла, что они приближаются к морю, но только путь их лежит в другую сторону от Олд-Прайя.
Впереди виднелся причал для военных баркасов. Их и ожидал баркас. На сходнях стояли моряки в белой форме.
Леди Осмунд выбралась из кареты, Азалия прошла вслед за ней на палубу судна.
Девушке бросилось в глаза, и она не сомневалась, что сделано это специально, — на баркасе не было ни одного англичанина, только китайцы.
— Куда меня везут? Куда мы плывем? — с тревогой спросила она.
Трап убрали, машины заработали, и баркас поплыл по синим водам порта.
Азалия поняла, что они держат курс на запад, и, когда баркас миновал несколько островов, ей ужасно захотелось спросить, куда же ее везут, но она не решилась прервать ледяное молчание тетки.
Леди Осмунд смотрела вперед с каменным лицом, не обращая внимания на изумительную красоту морского пейзажа. Одна ее рука крепко сжимала изящную ручку зонтика.
Время от времени она обмахивалась веером, но большей частью сидела неподвижно и молчала. Уверенная, что тетка все равно ничего не ответит, Азалия ни о чем ее больше не спрашивала.
Впрочем, она вслушивалась в разговоры моряков, и ей удавалось понять некоторые слова.
Ей показалось, что один из них что-то сказал про «четыре часа».
Если им предстоит плыть четыре часа, куда же они прибудут?
Из дома они уехали в половине шестого, а значит, прикинула Азалия, на место они прибудут где-то в половине десятого.
И тут она услышала знакомое слово и сразу все поняла.
Макао!
Она читала про португальскую колонию Макао, находившуюся на западном берегу реки Сицзян, в самом ее устье.
Она вспомнила, что колония расположена в сорока милях от Гонконга и что это старейший европейский форпост на побережье Китая с португальским городком и римской католической епархией.
Это было одно из мест, где Азалии хотелось побывать, живя в Гонконге, потому что в книге по истории Китая описывалось множество красивых зданий, построенных в Макао.
Но до сих пор ей казалось, что у нее не будет такой возможности, так как у дяди там едва ли найдутся какие-либо официальные дела, а тетку такие вещи совершенно не интересовали.
Впрочем, зачем они все-таки туда плывут?
Она отчаянно пыталась вспомнить что-либо еще из прочитанного. Кажется, в Макао процветает игорный бизнес, но к ней он явно не имеет отношения.
«Что же там есть еще?» — спрашивала она себя и не находила ответа.
Солнце поднималось все выше. Становилось жарко.
Тетка яростно обмахивала себя веером, и Азалия пожалела, что свой оставила в Гонконге.
И все-таки ее не утомляла жара; вот только щека болела от удара да боль в спине становилась все сильнее с каждым часом.
Затем вода приобрела желтоватый оттенок — они уже плыли по сильно заиленной реке Сицзян, чьи бурые воды отличались от чистого и глубокого моря, омывающего Гонконг.
Баркас слегка покачивало на волнах, почти незаметно, однако леди Осмунд извлекла из сумочки бутылку с ароматической солью, и Азалия поняла, что у тетки начинается морская болезнь.
Впереди виднелся небольшой порт, а за ним появились башенки церквей. Перед красивыми барочными домами португальцев росли цветущие деревья.
Баркас причалил к пристани, и леди Осмунд сошла на берег, не удостоив Азалию взглядом.
Девушка поплелась за теткой. «Как собака», — промелькнуло у нее в голове.
Их ожидала закрытая карета. Едва они уселись, как лошади тронули с места, и Азалия спросила с отчаянной ноткой в голосе: