Азалия играла с детьми днем, а иногда спускалась в салон и по утрам. Постепенно море начало успокаиваться, воздух потеплел; корабль миновал Гибралтар и теперь уже плыл по Средиземному морю.
Страдавшие от морской болезни пассажиры постепенно стали приходить в себя, и как-то раз горничная сообщила Азалии, что они больше не могут позволять детям из третьего класса приходить в салон, расположенный на второй палубе.
После этого девушка все больше времени проводила в каюте у госпожи Чан. Они подружились.
— Как мне отблагодарить вас за доброту ко мне и к Цзянь Циню? — спросила как-то раз китаянка.
— Это вы добры ко мне, — ответила Азалия. — Я чувствовала бы себя такой одинокой во время плавания, если бы не навещала вас. — Помолчав, она нерешительно спросила: — Впрочем, мне все же хочется попросить вас об одном одолжении.
— Я буду рада сделать для вас все, что угодно! — с готовностью воскликнула госпожа Чан.
— Я мечтаю выучить китайский язык, — сказала Азалия, — только не знаю, с чего начать, и боюсь, что он окажется для меня слишком сложным.
— Я буду вас учить, — предложила госпожа Чан. — Уверена, что вы прекрасно справитесь.
— Нет, что вы! Я не это имела в виду! — торопливо ответила Азалия. — Мне вовсе не хочется вас затруднять. Просто я подумала, что, может, у вас найдется какая-нибудь книга или что-то вроде учебника, чтобы я смогла научиться хоть немного понимать язык.
— Я поговорю с господином Чаном. Подождите.
Госпожа Чан оставила Азалию с Цзянь Цинем и вскоре вернулась и радостно сказала:
— Пойдемте! Я вас познакомлю со своим супругом.
Азалия очень охотно направилась за ней. Ей давно хотелось посмотреть на господина Чана, узнать, что это за человек.
Госпожа Чан провела ее в кабинет мужа, находившийся между двумя спальнями.
Там в удобном кресле восседал китайский торговец. Выглядел он в общем-то так, как девушка и ожидала.
В национальном китайском халате из дорогой ткани, на ногах удобные туфли без задника. На голове маленькая круглая шапочка, а падавшая на спину косичка была довольно толстой и почти такой же белой, как и борода.
Азалия также отметила тонкие черты его лица, но не успела она бегло оглядеть господина Чана, как тут же смутилась, поскольку его супруга опустилась перед ним на колени и склонила голову на руки.
— Досточтимый супруг, — сказала она по-английски, — смеет ли твоя скромная смиренная супруга представить тебе милостивую и благородную английскую леди?
Господин Чан поднялся и отвесил поклон, спрятав руки в широкие рукава. Азалия сделала реверанс, хоть и сознавала, что тетка не одобрила бы такой вежливости по отношению к китайцу.
— Из слов моей супруги я понял, что она и мой сын Цзянь Цинь в большом долгу перед вами, мисс Осмунд, — произнес он на почти безупречном английском языке.
— Господин Чан, для меня было большой радостью помочь немного вашей супруге, когда она занемогла.
— Женщины — плохие мореходы, — изрек господин Чан. — Не соизволите ли присесть, мисс Осмунд, на это жалкое и недостойное вас кресло?
Азалия понимала, что китайский этикет требует преуменьшения достоинств собственности говорящего, но улыбнулась про себя при мысли о том, как недовольны были бы владельцы «Ориссы», услышав такой отзыв об их роскошных мягких креслах.
Она села в указанное ей кресло, а госпожа Чан поднялась с пола и пристроилась на низенькой скамеечке.
— Моя жена сообщила мне, что вы желаете выучить наш трудный язык, — произнес господин Чан.
В его тоне прозвучало нечто, заставившее Азалию предположить, что он считает ее намерения весьма и весьма странными.
— Мне хочется научиться читать, а также разговаривать с жителями Гонконга, — ответила Азалия. — Я наполовину русская, жила долгое время в Индии, так что надеюсь, что китайский покажется мне менее трудным, поскольку я уже знаю несколько языков.
— Все равно это будет для вас нелегко, — важно сказал господин Чан. — Существует много диалектов китайского. В Гонконге чаще всего говорят на кантонском.
— Тогда я хочу выучить кантонский диалект, — заявила Азалия.
— В Китае письменность иероглифическая, как в Древнем Египте.
— Ваши иероглифы очень красивые, — с жаром произнесла девушка, и, хотя лицо китайца не изменилось, ей показалось, что он польщен ее словами.