— Полагаю, что это весьма спорный вопрос — вызвана ли смерть леди Боуринг действием яда, — ответил генерал. — На самом деле донесения, поступавшие в Военное министерство, не подтверждали, что следствием заговора стала чья-либо смерть, хотя некоторые считали, что их здоровье пострадало.
— Но, Фредерик, как мы можем ехать вместе с девочками в такое ужасное место, где рискуем быть отравленными?
— Уверяю тебя, Эмилия, история сильно преувеличена. Только в одной пекарне, которую европейские хозяйки считали лучшей, обнаружили более-менее значительные количества яда в черном и белом хлебе.
— Какой ужас! Даже подумать об этом страшно! — воскликнула леди Осмунд.
— Согласен, что существует определенный риск, — признал генерал. — Впрочем, тот заговор был организован мандаринами, китайскими чиновниками из Кантона, как своего рода «война нервов», и строгое наказание, которое понесли зачинщики, является надежной гарантией того, что подобные мысли больше никому не придут в голову.
— Я в это не верю! — заявила леди Осмунд. — И вообще, Фредерик, я не намерена подвергать риску жизнь своих детей, а также свою собственную и ехать к этим ужасным китайцам!
— Эмилия, поверь мне! Сейчас нет оснований для таких страхов. Ты все преувеличиваешь, — попытался успокоить ее супруг.
— А пираты? — не унималась генеральша. — По словам леди Кеннеди, они постоянно угрожают всем судам, появляющимся в их водах.
— Это верно, — вынужден был признать генерал.
— Тогда почему же власти колонии никак не могут покончить с подобными безобразиями?
— Потому что нам не известно ни где укрываются пираты, орудующие в окрестностях Гонконга, ни кто их снаряжает, хотя мы и подозреваем, что это где-то возле Кантона.
— Но ведь наш флот может что-то сделать?
— В гавани и вдоль берега патрулируют канонерские лодки, а еще мы создали специальный суд, разбирающий случаи пиратства, и запретили китайским джонкам перевозить оружие и боеприпасы.
— Но всех этих мер оказалось недостаточно! — воскликнула леди Осмунд.
— Пираты представляют собой меньшую угрозу, чем разбой и грабежи, совершаемые вооруженными бандами на суше, — возразил генерал.
— Вооруженными? — Голос леди Осмунд поднялся уже до визга.
— Их, безусловно, поощряет мягкая политика нынешнего губернатора.
— Тогда ты должен все изменить!
— Именно это я и намерен сделать, — сурово ответил генерал.
— Что ж, пока ты не наведешь в Гонконге порядок, ноги моей там не будет!
Генералу пришлось приложить немалые усилия, чтобы успокоить разволновавшуюся супругу. Леди Осмунд вновь и вновь повторяла, что боится ехать в Гонконг.
У Азалии от страха сжималось сердце. Если генеральша продолжит упорствовать, то плавание на «Ориссе» будет отменено и ей тоже придется остаться вместе с ними в ненавистной промозглой Англии.
К счастью, весьма солидная должность, которую предстояло занять генералу в Гонконге, пересилила страхи, и наконец, после немного преувеличенной демонстрации своих опасений, тетка согласилась на переезд.
Азалия уже прочла про «заговор отравителей» и могла понять ужас, охвативший живших в Гонконге европейцев, когда однажды январским утром едва не за каждым столом раздались крики «Хлеб отравлен!».
Донесение об этом происшествии тоже лежало в генеральской папке. Из него она узнала, что доктора, сами страдающие от болей в желудке, выполняя свой долг, ездили из дома в дом и раздавали нуждающимся в помощи лекарства и противоядие.
Впрочем, Азалию интересовали не только трудности, с которыми сталкивались европейцы в Гонконге.
Она была любознательным ребенком. Еще в детстве ее буквально завораживали огромные пространства Китая, об этой стране и ее тайнах она слышала множество самых противоречивых рассказов.
Мать говорила ей, что китайцы великолепные ремесленники, от нее Азалия немного узнала и об их обычаях, культуре, познакомилась с конфуцианством.
Ее дед, Иван Хорьков, был писателем и философом, что побудило его к изучению восточных религий.
Он жил на юге России, где и люди, и климат отличаются мягкостью и благожелательностью. Еще сравнительно молодым отправился в Индию, увлекшись индуизмом, в особенности йогой.
А там поселился в предгорьях Гималаев, где и продолжил свой писательский труд и знакомство с различными восточными философскими течениями.