Глава десятая
Кто там крадется вдоль стены…
Вот так оно порой и случается, подумал Мазур с иронией: и выпивка есть первосортная, и девушки, и даже музыка — а веселья нет. Ну, откуда ему взяться…
Он сидел рядом с Принцессой за столом. Лаврик помещался на диване в непринужденной позе, перебирал струны спасенной от Панкратова гитары и меланхолично напевал:
- Подполковник сидит в самолете, бьет в бетон реактивная пыль.
- Он сейчас в боевом развороте улетит в Израиль…
- Что мы знали о смелом пилоте, командире космических трасс?
- Он служил на космическом флоте, а сейчас улетает от нас…
Жюльетт сидела рядом, внимала, подперев кулачком щеку — она, простая душа, и это принимала за русскую любовную балладу.
Принцесса, медленно вытянув содержимое своего бокала, ни на кого не глядя, сказала в пространство:
— Нет, ну какая сволочь могла их предупредить?
Никто ей не ответил — этот вопрос из ее коралловых уст звучал уже третий раз — не говоря уж о том, что у всех сидел в мозгу. Ответа пока что не имелось, как ни хорохорился вчера полковник Мтанга, как ни уверял, что круг подозреваемых крайне узок, а значит, шансы на успех велики. Зато паскуда Мукузели, вопреки своему устоявшемуся за пару лет расписанию, два часа торчал в эфире, обличая тиранство Папы и его коварный заговор с целью извести виднейшего борца за свободу и демократию, то бишь его самого. Никаких точных доказательств он не приводил (конечно же, откуда им взяться?), но старался изо всех сил. Мазур с Лавриком знали то, что местным оставалось пока что неведомо, — доктор сменил дислокацию, радиостанция вещала теперь из точки, расположенной в двухстах километрах северо-восточнее того пограничного городишки, — что, в общем, соответствовало географическому положению столицы северного соседа. И радиостанция была новая, помощнее раза в три. Эсминец «Ворошилов» давненько уж привлекался для деликатных заданий, и на нем, меж своими признаться, стояла отличная система радиоэлектронной разведки…
Мазур выпил свой коньяк залпом. Ему давно уже пришло в голову, что для них и операция сама по себе, и ее провал оказались очень даже полезными и, вполне возможно, сохранили им жизнь. Окажись они на месте Леона, ручаться можно, браво рванули бы в домик Мукузели, не обратив внимания ни на сушившуюся колыбель, ни на пустоту базара в базарный день — таких тонкостей они не знали, для этого нужно, подобно Леону, прослужить в Африке четверть века.
Лаврик с налетом цыганского надрыва продолжал:
- Вы, наверное, лучше соврете, только это не сказка, а быль:
- Он сейчас в боевом развороте улетит в Израиль…
- И живет он теперь в Израиле, где ка-пи-та-листический строй.
- Вы его никогда не любили, а он был межпланетный герой…
Принцесса налила себе еще и, держа бокал на весу, протянула:
— Я не верю, что готовится переворот…
Потому что ты их в жизни не видела, мысленно ответил Мазур, только в теории и знаешь. А на практике, увы, частенько выныривают те, на кого и подумать не могли — и все летит к черту. Особенно когда, как сказал вчера Лаврик, пышным цветом распускается «синдром Мале».
Вот именно, «синдром Мале». Не имеющий никакого отношения к медицине. В восемьсот двенадцатом году генерал Мале, давний ненавистник Бонапарта, сбежал из психиатрической лечебницы, смастерил убедительно выглядевший указ о якобы внезапной гибели Наполеона при отступлении из России, предъявив его в воинской части, принял над ней команду, арестовал нескольких сановников и три часа был хозяином Парижа. Ну, потом те, кого он арестовать не смог или не успел, начали действовать, генерала быстро сцапали и расстреляли.
Есть версия, что все оказалось гораздо сложнее: и Мале был совершенно здоровехонек на голову, и за ним, якобы одиночкой, стоял обширный республиканский заговор. Не в том дело. Главное, удалось ему такое проделать исключительно оттого, что вся империя, вся ее могучая махина была замкнута на одного-единственного человека — Наполеона Бонапарта. И при отсутствии Бонапарта у пульта управления, едва ли не любой, кому удастся туда пробраться, мог бы невозбранно нажимать кнопки и вертеть рычажки — и махина точно так же работала бы.
Так вот, с Папой в точности так и обстоит. Случись с ним что, тот, кто окажется у рычажков и кнопок, в два счета повернет гигантские шестеренки в обратном направлении. Или, если ему заблагорассудится, пустит механизм вразнос…