— Анджело, мадонна.
Я едва не улыбнулась и сказала:
— Анджело, мы с тобой рискуем жизнью, если письма попадут в чужие руки. Если кто-нибудь здесь, в доме, узнает о них, то тебя как минимум строго накажут, а меня ждет смерть.
— За что, мадонна? — Его голубые глаза широко распахнулись. — Эти письма могут кому-то повредить?
— Нет, — покачала я головой. — Они должны спасти кое-кому жизнь. Вот почему их требуется доставить как можно быстрее. Я сделала бы все сама, но госпожа не отпускает меня надолго.
Мальчик расправил плечи, храбро кивнул и заявил:
— Значит, это на благо. Я все сделаю. Вы хорошая, и я не хочу, чтобы с вами что-то случилось.
— Спасибо, Анджело. Ты славный, смелый мальчик. Когда письма будут доставлены, я дам тебе золотой экю. А пока что… — Я вынула из кармана серебряную монету и протянула ему вместе с письмами. — Это тебе за труды.
Он охотно взял и монету, и письма и спрятал все под грязной туникой. Я заставила его несколько раз повторить фразу: «Отправить Лоренцо де Медичи, каждое с отдельным курьером. Вопрос жизни и смерти».
Когда Анджело запомнил все до последнего слова, я отпустила его. Он побежал обратно к конюшне, а не к столовой, я же помолилась за него ангелу.
Когда я шла обратно через сад и двор к покоям Катерины, на улице начало быстро смеркаться. Я была погружена в свои мысли, где страх спорил с радостью, возникшей от осознания того, что я делаю все возможное для спасения Лоренцо. Но как мне быть, если мальчик не сумеет выполнить задание? Тревожные мысли настолько поглотили меня, что я не смотрела куда иду. Было темно, потому что факелы еще не горели. Поднимаясь по лестнице на этаж Катерины, я натолкнулась на кого-то.
— Сер, прошу прощения, — произнесла я, отступила, подняла голову, увидела писца и отшатнулась так резко, словно наступила на змею.
Он не двигался с места, а ждал, замерев в полумраке.
Одет писец был великолепно: в тунику из темной парчи с серебром с рукавами из сиреневого шелка, отделанными блестящей тесьмой. Черные волосы и борода только что подстрижены, из-за правого уха торчит конец пера. Белки его темно-серых глаз покраснели, он едва не падал от усталости, но, как и я, был чем-то сильно взбудоражен.
— Мадонна Дея, — произнес писец тихо и крайне серьезно.
— Я не знаю вашего имени, сударь, — ответила я.
— Лука, — ответил он, учтиво кланяясь. — Лука да Сиена. — Слова его были вежливы, но вот тон суров и недружелюбен. — Прошу прощения, что не вспомнил вас сразу, мадонна. Ваше лицо показалось мне очень знакомым, а потом я сообразил, что видел вас в доме ее светлости. Не знаю, помните ли вы меня.
— Да, — ответила я, чувствуя, как бешено колотится сердце.
Мой тон был не более дружелюбен, чем его, однако я понимала, что не должна вызвать никаких подозрений.
Я была так озабочена судьбой братьев Медичи, что из головы совершенно вылетела тайная переписка Джироламо. Вплоть до этого момента я лишь подозревала писца, но сейчас вспомнила свою молитву.
«Приди, — умоляла я тогда ангела. — Если это он убил Маттео, дай мне доказательства».
Именно после молитвы я нашла секретное письмо Джироламо, где он высказывал намерение убить Лоренцо.
Я вспомнила последнее Рождество и тайный приезд Медичи в Милан. Если верить Катерине, он прибыл, чтобы поговорить с герцогом Галеаццо Сфорца об Имоле, городе, который теперь принадлежал Джироламо Риарио, капитану папской армии.
Лоренцо сильно противился тому, чтобы Папе Сиксту досталась власть над этим местом. Город находился слишком близко к Тоскане. Став владельцем Имолы, Джироламо создавал опасный прецедент. Сикст уже и без того держал под контролем Папскую область, если же в его руках сосредоточится еще больше власти, это нарушит равновесие внутри Италии и приведет к новым войнам.
До недавнего времени Имола находилась под властью Милана, однако Сикст настаивал, чтобы его будущий родственник Галеаццо отдал город Катерине — значит, Джироламо и самому Папе — в качестве свадебного подарка. Однако Лоренцо сумел склонить герцога на свою сторону, и тот собирался отказать понтифику.
Но через две недели Галеаццо был убит в соборе Санто-Стефано, и мой Маттео тоже был мертв.
Пока все эти мысли галопом проносились у меня в голове, Лука наклонился ко мне и произнес едва слышно:
— Вы снова побывали в моем кабинете, хотя я уже предупреждал вас о том, что это неразумно и крайне опасно.