Я чувствовала себя крайне неловко из-за столь фамильярного обхождения, но гостеприимство Борджа произвело на меня сильное впечатление. Девушки опустились на колени, сняли с меня туфли и принялись обмывать ноги прохладной водой. Я невольно испустила блаженный вздох и откинулась на удобные подушки, потягивая вино. Как только ноги были вымыты и насухо вытерты, девушки начали массировать ступни, втирая в них душистое масло.
Через несколько минут они пересели поближе и принялись за мои руки. Та, что привела меня в сад, улыбалась, глядя сверху вниз, и на ее лице играли мерцающие огоньки свечей. Я улыбнулась в ответ, отметив про себя, что у нее очень светлые глаза, зрачки черные и крохотные как горчичное зернышко, веки полуопущены, отчего лицо кажется мечтательным.
Внезапно я ощутила головокружение. На меня разом навалилась такая усталость, наслаждение и расслабленность, что я застонала вслух, не сознавая того. Улыбка моей провожатой сделалась шире, блеснули мелкие белые зубы. Я решила, что это воистину сад наслаждений с чувственной музыкой, сладким вином, дуновением ветерка, туманом от фонтана и светом маленьких ламп, огоньки которых отражаются в пруду.
До меня донесся грудной смех французской герцогини, которая лежала на соседней кровати, в данный момент скрытая густыми пальмовыми ветвями. Я выпрямилась и всмотрелась в просвет между ними. Две девушки в турецких нарядах отошли от ложа супруги посла.
Массажистка осторожно положила руку мне на плечо и спросила:
— Можно, я распущу вам шнуровку, мадонна, чтобы вы могли дышать полной грудью? Должно быть, корсет затянут слишком туго.
Вероятно, это предложение было не совсем приличным, но ее манеры оказались столь безупречными, а тон — таким безукоризненно вежливым, что я только сонно кивнула. Когда девушки ловко ослабили шнуровку, я с облегчением вздохнула, глядя, как извивается струйка душистого дыма, танцующая в дуновении ветерка, поднятого веером.
В этот же миг я уловила рядом движение и успела заметить, как блеснуло серебром платье Катерины. Я уперлась ладонями в мягкую кровать, собираясь вскочить на ноги, прогнать девушек и сесть рядом с госпожой, чтобы уберечь ее от каких-нибудь непристойных посягательств. Пусть она замужняя дама, но ей все равно только четырнадцать, и я за нее отвечаю. Бона никогда не простит мне, если о Катерине вдруг поползут какие-нибудь нехорошие слухи.
Однако гораздо сильнее мне хотелось остаться на месте и ничего не говорить, чтобы не нарушать блаженную истому, окутавшую меня. Я рассудила, что Катерину наверняка ждет точно такой же восхитительный массаж, как и меня, кроме того, здесь же нет ни одного мужчины. Поэтому я осталась на подушках потягивать свое вино.
Спустя какое-то время мое дыхание замедлилось, все мышцы налились тяжестью, и я утонула в пуховой перине. Закрыв глаза, я ощущала, как странная, завораживающая музыка пульсирует в теле. На мгновение я забыла обо всем и провалилась в легкую дремоту, порожденную музыкой, благовониями, дуновением ветра и волнами удовольствия, которые накатывали на меня от каждого вдоха.
Когда я наконец-то открыла глаза, все три прислужницы куда-то исчезли, оставив меня созерцать пруд, журчащий фонтан и капли воды, сверкающие словно бриллианты. Я снова подумала, что надо бы подняться и найти Катерину, но отдохновение казалось слишком сладостным, чтобы его нарушать.
Неожиданно глуховатое пение чужестранной дудки заглушил громкий смех. Он был настолько откровенно непристойным, что я села и сильно удивилась, ощутив головокружение и тошноту от столь простого движения. С трудом ориентируясь в пространстве, я переложила подушку в изножье кровати и легла на другую сторону. С этого места, сквозь пальмовые ветки, мне было видно ложе француженки.
На ее столике слабо мерцали свечи, на лицо падала густая тень, зато голые белые груди были прекрасно видны. Темный силуэт опустился на край ее кровати, кто-то наклонился над герцогиней, глядя ей в лицо. В пятне света я узнала Ванноццу Катанеи, которая поцеловала француженку прямо в губы и в тот же миг сжала ладонями ее груди.
Я была потрясена, но это чувство оказалось каким-то размытым, отстраненным. Я наблюдала, как Ванноцца, губы которой до сих пор были прижаты к губам герцогини, протянула руку, привычным движением задрала француженке юбки и запустила крепкие пальцы ей между ног. Герцогиня запрокинула голову и застонала. Получив одобрение, Ваноцца прижалась губами к шее гостьи, затем спустилась ниже, к груди, и принялась лизать сосок. Вскоре француженка задрожала, запустила пальцы в оранжевые волосы Ванноццы.