На Куин-стрит в Кингстоне Аманда частенько натыкалась на множество элегантных леди, и они каждый раз смотрели на нее во все глаза, а их острые носы как по команде высокомерно взлетали вверх. За спиной Аманды все время слышался шепот: «Смотрите-ка, дочь пирата! Настоящая дикарка, вполне соответствует своему прозвищу!»
Сейчас Аманде очень хотелось стать настоящей леди. Потому что, будь она леди, мама, без сомнения, встретила бы ее с распростертыми объятиями.
Она вздохнула. Как глупо принимать желаемое за действительное! Не то что глупо — даже опасно. Приятная компания де Уоренна заставила ее ненадолго забыть о том, что произойдет уже через пять недель, когда она окажется у двери матери. Аманда была почти уверена: когда она наконец-то предстанет перед мамой, обязательно увидит на ее лице шок, ужас и высокомерие. Аманда так боялась ее реакции, что, право слово, лучше было вообще не думать об этом — совсем как тогда, в детстве, когда она в ужасе съеживалась комочком в каюте, пока пираты наверху убивали друг друга. В то время ей приходилось крепко зажмуривать глаза, зажимать руками уши и стараться не думать о том, что может случиться.
И все же, несмотря на страх, де Уоренн заставлял ее улыбаться, с ним она была уверена в настоящем дне, будущее казалось пока бесконечно далеким, а он делал все, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Сказать по правде, Аманде никогда еще в жизни не было так покойно и хорошо. Она никогда не ощущала спокойствия рядом с отцом. Но теперь она чувствовала нечто большее, чем просто защищенность.
Аманда мучительно осознавала мужественность своего благодетеля. Его красота и храбрость были очевидными с самого начала, но в ту пору, когда она увидела де Уоренна на палубе захваченного им испанского галеона[14], она была ребенком, а смелый капитан казался ей богом. После их встречи неделю назад горе Аманды немного притупило ее естественный интерес к этому человеку. Она знала, что всегда будет тосковать по отцу, но теперь ее печаль стала мягче, тише.
К тому же Аманда давно перестала быть ребенком. В противном случае она не могла бы испытывать такое дикое, необузданное желание, чувствовать, как все тело сковывает странное напряжение, мечтать о жарких мгновениях страсти. В ее душе отныне поселилось новое, но постепенно становившееся знакомым чувственное желание, которое, казалось, только росло. И неотступно преследовавший ее образ де Уоренна, поднимавшегося утром из океана подобно Посейдону, очень этому способствовал.
— Пожалуйста, только бы мне в него не влюбиться, — прошептала Аманда и тут же поняла, что невольно сказала это вслух. Она застыла в волнении, но Анахид ничего не ответила, и стало понятно, что гувернантка крепко спит.
Неужели она все-таки влюбилась в этого красивого, богатого, имеющего благородное происхождение капера? Его образ вновь возник в сознании Аманды — мягкая улыбка, смелый проницательный взгляд, упругое, мускулистое тело в капельках ледяной воды. Ну как могла женщина не влюбиться в него, в отчаянии думала Аманда, даже если это совсем молодая женщина семнадцати лет?
Она и не пыталась лгать самой себе. Де Уоренн предпочитал элегантных леди, и он никогда не ответил бы на ее чувства, даже несмотря на то, что явно был расположен к ней. В то же время капитан действительно чувствовал влечение к Аманде — в конце концов, глаза у нее были на месте, и она каждый раз замечала, когда сладострастная натура де Уоренна брала над ним верх.
Аманда прижала свою драгоценную ночную рубашку к груди. Ее соски были твердыми и упругими, кожу покалывало. Тело, казалось, одновременно и обдавало жаром, и сковывало ледяным холодом. То, как де Уоренн глядел на нее, заставляло ее тело плавиться от желания, а этой ночью он не раз смотрел именно так — как мужчина обычно смотрит на женщину, с которой собирается лечь в постель. Но он отказался от предложения Аманды отблагодарить его за путешествие. Она даже намекнула, что по-прежнему готова заплатить, но де Уоренн не клюнул на эту наживку. А сейчас сердце и тело Аманды настойчиво требовали его внимания. Она хотела принадлежать этому мужчине — и осознание подобного желания заставляло ее леденеть от страха.
Потому что Аманда была бы десять раз дурочкой, если бы подарила этому знатному богачу свое сердце — он безжалостно разбил бы его. Отдать ему тело было бы легче, к тому же он вряд ли отказался бы удовлетворить свои мужские потребности.