Особенно,... 
34 
Еще моя мать сводит с ума Мику. «Ава хочет как лучше, — любит говорить он. — Но Джозеф Маккарти тоже хотел как лучше». Мою мать он называет бульдозером в обличье южной красавицы. В некотором смысле это правда. Мама умеет получать то, что ей нужно, до того, как ты понимаешь, что тебя развели.
— Привет, — говорю я, швыряя портфель на диван, когда Виолетта бросается в мои объятия.
— Я рисовала пальцем, — сообщает Виолетта, показывая мне ладошки. Они все еще имеют синеватый оттенок. — Я не смогла принести рисунок домой, потому что он еще мокрый.
— Привет, милая, — говорит мама, выходя из кухни. — Как прошел день? — Ее голос всегда навевает мне мысли о гелиотропах, машинах с открытым верхом и пекущем макушку солнце.
— Да как обычно, — отвечаю я. — Сегодня никто из клиентов не пытался меня убить, это плюс.
На прошлой неделе человек, которого я представляла, обвиненный в нападении при отягчающих обстоятельствах, попытался меня задушить за адвокатским столом, когда судья назначил ему необычно высокий залог. До сих пор не знаю, то ли он так разозлился, то ли закладывал зерна для будущей защиты на основании невменяемости. Если второе, мне, пожалуй, стоит дать ему какой-нибудь реквизит, чтобы он заранее потренировался.
— Кеннеди, не при Р-Е-Б-Е-Н-К-Е. Ви, малышка, можешь принести сумку бабушке?
Я ставлю Виолетту на ноги, и она убегает в прихожую.
— Знаешь, когда ты говоришь такие вещи, мне хочется достать рецепт на ксанакс, — вздыхает мама. — Я надеялась, ты начнешь подыскивать себе настоящую работу, когда Виолетта пошла в садик.
— А: у меня уже есть настоящая работа. Б: ты и так уже принимаешь ксанакс, так что это нечестная угроза.
— Тебе обязательно всегда спорить?
— Да. Я же адвокат. — Тут я вдруг понимаю, что мама в куртке. — Тебе холодно?
— Я говорила, что не смогу задерживаться допоздна. Мы с Дарлой идем на этот кантерданс знакомиться с мужчинами.
— Контрданс, мама, — поправляю я. — Во-первых, ничего себе. Во-вторых, ты мне об этом не говорила.
— Говорила. На прошлой неделе. Ты просто меня не слушала, милая. — Виолетта входит в комнату и вручает ей сумочку. — Умница, — говорит мама. — Теперь поцелуй бабушку.
Виолетта обхватывает ее руками.
— Но ты не можешь уйти, — говорю я. — У меня свидание.
— Кеннеди, ты замужем. Если кому-то и нужно свидание, так это мне. И у нас с Дарлой как раз большие планы на этот счет.
Она величаво уходит, а я сажусь на диван.
— Мамочка, — говорит Виолетта, — можно нам пиццу?
Я смотрю на ее расшитые блестками туфельки.
— У меня есть идея получше, — говорю я ей.
— О! — восклицает Мика, когда видит меня за столом в индийском ресторане вместе с Виолеттой, которая никогда прежде не бывала в местах благороднее «Чилис»[4]. — Вот так сюрприз.
— Наша няня смоталась из города, — говорю я и искоса бросаю взгляд на Виолетту. — И у нас готовность номер один, так что я уже сделала заказ.
Виолетта раскрашивает бумажную скатерть на столе.
— Папа, — заявляет она, — я хочу пиццу.
— Но ты же любишь индийскую еду, Ви, — говорит Мика.
— Нет, не люблю. Я хочу пиццу, — настаивает она.
В эту секунду подходит официант с нашей едой.
— Вовремя, — негромко говорю я. — Видишь, солнышко?
Виолетта поворачивается к официанту, и ее голубые глаза распахиваются во всю ширь, когда она видит сикхский тюрбан.
— А почему у дяди на голове полотенце?
— Как грубо, милая! — отвечаю я. — Это называется тюрбан, его носят некоторые люди.
Она хмурит бровки:
— Но он не похож на Покахонтас.
Мне хочется провалиться сквозь землю, но вместо этого я изображаю улыбку.
— Простите нас, — говорю я официанту, который поспешно составляет блюда с подноса на стол. — Виолетта, смотри, твое любимое. Курица тикка масала. — Я выкладываю несколько ложек дочке на тарелку, пытаясь отвлечь ее внимание, пока официант не уйдет.
— Боже мой! — шепчу я Мике. — Вдруг он подумает, что мы плохие родители? Или плохие люди?
— Тут не мы виноваты, а Дисней.
— Может, нужно было придумать что-то другое?
Мика берет ложку виндалу и кладет на тарелку.
— Ага, — говорит он. — Могла выбрать итальянский.
Терк
Я стою посреди детской комнаты, в которой мой сын никогда не будет жить.
Кулаки, как две наковальни у меня на боках; мне хочется размахивать ими. Хочется пробить дыры в штукатурке. Хочется превратить в руины всю эту гребаную комнату.
34 
