Особенно,... 
160 
— В общем, да, не могу.
— И в действительности ответчица и ее юридическая команда, возможно, хватаются за соломинку, чтобы попытаться бросить тень в другую сторону, в любую сторону, которая не указывает на то, что Рут Джефферсон умышленно причинила вред невинному младенцу, сначала отказывая ему в лечении, а потом работая с ним так грубо, что на его маленьком тельце даже остались синяки?
— Протестую! — выкрикивает Кеннеди.
— Я отзываю свои слава, — говорит Одетт, но вред уже нанесен. Потому что последние слова, которые услышали присяжные, — все равно что пули, подстрелившие мой взмывший в небо оптимизм.
Всю дорогу домой Эдисон молчит. Он сказал, что у него болит голова. Как только мы переступаем порог и я начинаю готовить ужин, он в куртке снова идет через гостиную и говорит, что хочет прогуляться, чтобы собраться с мыслями. Я не останавливаю его. Да и как его остановить? Могу ли я какими-то словами стереть из его памяти то, что мой сын пережил, сидя весь день тенью у меня за спиной и слушая, как кто-то пытается сделать из меня то, чем я в его понимании никак не могла быть?
Я ужинаю одна. На самом деле я почти не притрагиваюсь к еде. Оставшееся я накрываю фольгой и сижу за кухонным столом, жду Эдисона, сказав себе, что поем, когда он вернется.
Но проходит час. Два. Когда за полночь он не возвращается и не отвечает на мои сообщения, я опускаю голову на подушку из рук.
Я ловлю себя на мысли, что думаю о больничном «номере Кенгуру». Эта комната получила такое неофициальное название по картине на стене, на которой изображено это сумчатое животное. Туда мы отправляем матерей, которые потеряли детей.
Если честно, я всегда ненавидела слово «терять». Эти матери точно знают, где находятся их дети. И они готовы сделать все, отдать все, даже свою жизнь, чтобы их вернуть.
В «номере Кенгуру» мы разрешаем родителям проводить с умершим ребенком столько времени, сколько им хочется. Я уверена, что Терка и Бриттани Бауэров тоже направили туда с Дэвисом. Это угловая комната, рядом с кабинетом старшей медсестры. Она намеренно расположена в стороне от родовых и предродовых палат, как будто горе может передаваться подобно инфекции.
Эта изоляция означает, что родителям не придется проходить мимо комнат со здоровыми детьми и матерями. Им не придется слышать крики новорожденных, входящих в этот мир, когда их собственный ребенок его покинул.
В «номер Кенгуру» мы отправляем рожениц, которые после УЗИ знают, что их дети появятся с пороками, несовместимыми с жизнью. Или тех, которым из-за каких-то страшных аномалий приходится делать аборты на поздних стадиях. Или матерей, которые родили нормально, но — к своему великому ужасу! — в течение нескольких часов пережили самый прекрасный и самый ужасный миг своей жизни.
Если бы я была медсестрой, прикрепленной к пациентке, у которой умер ребенок, я бы сделала отпечаток ладошки ребенка из гипса. Или оставила бы образец волос. У меня есть знакомые профессиональные фотографы, которые умеют так сфотографировать покойного и так обработать фотографию, что он будет выглядеть как живой. Я бы собрала коробочку памятных вещей, чтобы родители покинули больницу не с пустыми руками.
Последней моей пациенткой, попавшей в «номер Кенгуру», стала женщина по имени Цзяо. Ее муж получал степень магистра в Йельском университете, а сама она была архитектором. Всю беременность у нее было слишком много амниотической жидкости, и ей приходилось раз в неделю делать амниоцентез, чтобы проверить состояние ребенка и откачать избыток жидкости. Чтобы вы понимали, скажу, что однажды ночью я выкачала из нее четыре литра. Ясно, что это ненормально, это признак нездоровья. Я спросила у ее врача, что она об этом думает. Может, у плода отсутствует пищевод? Ребенок в утробе матери при нормальном развитии глотает околоплодную жидкость, но, если накапливается столько, ребенок явно ее не заглатывает. Однако результаты УЗИ были нормальными, и никто не мог убедить Цзяо в том, что что-то не так. Она была уверена, что с ребенком все будет хорошо.
Однажды она пришла на проверку и оказалось, что у ребенка водянка — жидкость скопилась у него под кожей. Она оставалась у нас неделю. Потом ее врач хотела стимулировать роды, но ребенок бы этого не выдержал, и Цзяо сделали кесарево сечение. У ребенка была гипоплазия легких — легкие просто не функционировали. Он умер у нее на руках почти сразу после рождения, заплывший, опухший, словно сделанный из зефира.
160 
