— Я постараюсь писать тебе каждый день, дорогая. Я буду рассказывать обо всем, что увидел. Правда, я не знаю, насколько хорошо работает военная почта.
— Ты будешь рисовать?
— Войну? — Дилан содрогнулся. — Нет.
Он отдал заветную папку Миранде, попросив сохранить рисунки. И подарил свою, как ему казалось, наиболее удачную фотографию: на ней он не выглядел грустным, а улыбался светлой и радостной мальчишеской улыбкой.
— Постарайся не лезть под пули.
— Не буду. Ради тебя.
— Я так и не поняла, зачем ты идешь на войну? — не выдержала Миранда. — Ты не создан для нее.
Дилан вздохнул.
— Я знаю. Все так говорят. И это правда. Я не могу убивать. Видя, что по дороге ползет муравей или жук, переступаю через него, стараясь не раздавить. Ведь жизнь такая хрупкая! Человеческое тело кажется крепким, но стоит ткнуть кожу чем-то острым, как пойдет кровь. Но если я откажусь, что подумают люди? Дилан Макдафф откупился от судьбы деньгами своего отца?!
— Тебе так важно, что они скажут?
— Но ведь я буду думать то же самое. Можно закрыть глаза на чужое мнение, но как укрыться от своей совести?
— У тебя выдающиеся моральные качества, — усмехнулась Миранда. — Только ты забыл обо мне.
Дилан взял ее за руки.
— Я думаю о тебе каждую минуту. Я уверен, что Бог нас не оставит. Мы слишком сильно любим друг друга! Мы обязательно будем вместе.
Миранда сделала верный ход: после того, как она отдалась Дилану, он больше не сомневался в ее любви. И она знала, что он скорее умрет, чем нарушит данное слово.
Вскоре началась погрузка на корабль. Море словно тоже пребывало в состоянии смятения и войны. Увенчанные белыми гребнями волны кипели и грохотали от ярости.
Дилан покидал Галифакс, не зная, увидит ли его снова. Сейчас, когда он ехал туда, куда ему, в сущности, не хотелось ехать, он лучше, чем когда-либо, понимал, как сильно привязан к родному городу.
Он стоял у борта, глядя на берег слезящимися от резкого ветра глазами, когда услышал знакомый голос:
— Кажется, здесь запахло сахарной пудрой! Советую держаться подальше от воды: Сладкий Мальчик может размокнуть. Впрочем, ты всегда был размазней. Тебе известно о том, что ты отправляешься туда, где твои деньги ничем тебе не помогут, где ты будешь всего-навсего одним из многих?
Дилан не обернулся и ничего не ответил, однако в сотый раз повторил себе, что куда бы он ни пытался бежать, ему придется нести свой груз с собой. Хорошо, если Кермит Далтон не станет насмехаться над ним в присутствии других новобранцев! Разумнее было бы дать ему сдачи, ответить оскорблением на оскорбление и ударом на удар, но Дилан знал, что никогда не сможет этого сделать.
Глава восьмая
Канада вступила в Первую мировую войну в 1914 году, после того, как генерал-губернатор страны принц Артур подтвердил, что доминион[8] является противником Германской империи.
Весной 1915 года подразделения Первой канадской дивизии были направлены на важнейший участок обороны союзных войск, Ипрский выступ, во Фландрию. Сейчас уже не было времени держать их в учебном лагере несколько месяцев: госпоже войне требовалось пушечное мясо.
Хотя Кермит Далтон и Дилан Макдафф служили буквально бок о бок, они почти не общались. Благодаря своей храбрости и сообразительности Кермит очень быстро выдвинулся и сумел стать признанным лидером даже среди тех, кто начал служить намного раньше. Очень часто именно его назначали в ночной наряд или поручали какое-либо ответственное задание. Кермит оставил в покое Дилана, решив, что такое ничтожество не стоит его внимания. Тот всегда тащился в хвосте, от него не было никакого толку. Ему не хватало ни физической выносливости, ни моральной устойчивости. Здесь он тем более не сумел найти себе товарищей. На войне, как и в мирной жизни, Дилан Макдафф оставался наедине со своими мыслями и чувствами.
Конечно, в этом хаосе колючей проволоки, внезапного ураганного обстрела, снопов осветительных ракет, воронок от снарядов, запаха крови и мертвечины было сложно не свихнуться. И если Кермиту помогала закалка, какую он приобрел с детства, а также природная выносливость, то у изнеженного Сладкого Мальчика ничего этого не было и в помине.
В свободные минуты Дилан писал Миранде, хотя иногда ему казалось, будто он переписывается с призраком. Он поражался тому, насколько быстро привычное сделалось нереальным и далеким.