Особенно,... 
187 
У Рины все плыло перед глазами, кажется, она не могла больше сделать ни единого вдоха. Слезы прокладывали себе дорожки по крови на ее лице, пока она ползком пробиралась к входу в спальню, куда Джоуи бросил ее пистолет.
Послышался топот бегущих ног. А может, это стучало ее сердце? Рина перекатилась через себя, сжимая пистолет обеими руками. И с ужасом увидела, что Джоуи нырнул вовсе не за пистолетом.
— Не надо, ради всего святого! Ты что, не понимаешь? Ты же сгоришь!
— И ты тоже. — Он держал в воздухе зажженную спичку. — Давай вместе узнаем, каково это.
Он бросил спичку прямо в лужу бензина на полу. Огонь вспыхнул с радостным ревом, словно зверь, вырвавшийся из клетки. И Джоуи вспыхнул. Как факел.
Рина откатилась в сторону, когда вырвавшийся на свободу зверь прыгнул к ней. Он все-таки цапнул ее за ноги, и она закричала. Бо вытащил ее из огня, загасил пламя голыми руками, своим телом.
— Шкаф с бельем, одеяла. — Рина, тяжело дыша, стащила с себя затлевшие джинсы. — Не бери огнетушитель, он может быть заминирован. Давай. Скорее!
Зубы у нее выбивали дробь, когда она ползла назад.
Теперь Джоуи стал кричать: чудовищные, нечеловеческие вопли вырывались у него изо рта. Он волчком кружил по комнате. Огонь объял его с головы до ног.
Рине казалось, что она видит — и всегда будет видеть! — его глаза, глядящие на нее из огня, пожиравшего его лицо.
Каким-то образом ему удалось шагнуть к ней. Шаг, потом другой. К двери.
Потом он упал и покатился. Огонь окутывал его пылающей мантией.
Помощь пришла. Полицейские уже взламывали дверь. Скоро завоют сирены. Пожарные машины, шланги, пожарные в брезентовых робах.
Прислонившись спиной к стене, Рина смотрела, как горит Джоуи.
— Погаси его, — прошептала она, когда к ней вернулся Бо. — Бога ради, погаси его.
Эпилог
Рина сидела, завернувшись в наброшенное на плечи одеяло, в кухне своей матери и мелкими глотками пила охлажденное вино. Ей не нужен был брат-доктор, чтобы понять, что она еще не отошла от шока. Ей не нужна была ни помощь медиков, ни снотворное.
Ей нужно было просто быть здесь. Просто быть.
Ань смазала ее ожоги каким-то бальзамом. Это сразу принесло облегчение.
— Ушибы есть, но ничего не сломано, насколько я могу судить. — Сандер нахмурился, глядя на ее избитое лицо. — Рина, тебе нужно сделать рентген.
— Позже, док.
— Вторая степень. — Ань бережно бинтовала ей лодыжки. — Тебе повезло.
— Знаю. — Рина нащупала руку сидевшего рядом Бо и улыбнулась отцу. — Знаю, что мне повезло.
— Сейчас ей надо поесть, а потом ей надо отдохнуть. Она не будет сейчас заниматься полицейской работой, — свирепо проговорила Бьянка, обращаясь к Янгеру.
— Да, мэм. Мы завтра этим займемся, — сказал он Рине.
— Когда пройдем по слоям, мы обязательно найдем таймеры. Я думаю, он не собирался умирать. По крайней мере, не сейчас. Просто он не хотел быть униженным. Побежденным, как его отец. Для него это было невыносимо, как и медленная смерть. Поэтому он сделал выбор.
— Тебе надо поесть. Сейчас я сделаю яичницу, и все сядут за стол. — Бьянка рванула на себя дверцу холодильника, потом вдруг закрыла лицо руками и разрыдалась.
Гиб двинулся к ней, но Рина коснулась его руки и покачала головой.
— Позволь мне.
У нее перехватило дыхание от приступа боли, когда она поднялась на ноги, но она подошла к матери и обняла ее.
— Мама, все хорошо. Мы все живы. Мы в порядке.
— Моя девочка. Моя маленькая девочка. Bella bambina [54].
— Ti amo, Mama [55]. И я в порядке. Но я проголодалась.
— Va bene [56]. Ладно. — Бьянка руками отерла слезы со щек. — Садись. Я приготовлю.
— Я тебе помогу, мама. — Белла тоже вытерла слезы и поднялась.
Бьянка изумленно подняла брови:
— Я еще не забыла, как готовить завтрак.
Да, именно это ей сейчас и нужно, подумала Рина. Шум, суета, звуки и запахи материнской кухни. Она ела все, что перед ней ставили, с аппетитом, удивившим ее саму.
Позже она вышла к отцу и Джону, сидевшим на ступенях крыльца. Они пили кофе. Над городом занимался рассвет, жемчужная дымка обещала еще один невыносимо жаркий день.
В душе у Рины не было никаких сомнений: она никогда в жизни не видела ничего более прекрасного.
— Сколько лет прошло с тех пор, как мы впервые вот так сидели, — задумчиво произнес Джон Мингер.
187 
