Последние отзывы

  40  

— Не то чтобы… Просто родители… они не любят меня. — И Джил снова спряталась в свою скорлупу, обхватила себя руками, стала растирать ладонями предплечья, словно на самом деле мерзла.

Фрэнсис заметила, что этим утром Джил нарисовала вокруг глаз жирную черную линию. Это что-то новенькое в облике аккуратной девчушки. И еще она надела одну из мини-юбок Роуз.

Фрэнсис захотелось обнять этого ребенка и прижать к себе. С Роуз у нее никогда не возникало такого желания — хотелось только, чтобы она поскорее куда-нибудь исчезла из их дома. Другими словами, Джил ей нравится, а Роуз нет. Но какой в этом смысл, если обращается она с обеими девочками одинаково?

Фрэнсис в одиночестве сидела на кухне. Вымытый и натертый стол блестел как зеркало. Хм, а ведь это очень симпатичный стол, подумала она, если приглядеться. А сейчас был тот редкий случай, когда он не заставлен чашками и тарелками, когда вокруг него никто не сидит. Сегодня Рождество, и она сначала проводила Колина и Софи, нарядившихся для праздничного обеда, надо же, а ведь Колин обычно с презрением относится к одежде. Потом настала очередь Юлии покинуть дом — в сером бархатном костюме и чём-то вроде чепца с розочкой на голове, с неизменной вуалькой. Сильвия надела платье, которое купила для нее Юлия, и Фрэнсис порадовалась, что девушку в нем не видел никто из «детворы», предпочитавшей джинсы и футболки. Ее бы высмеяли за это голубое платье — в таких пятьдесят лет назад добронравные девочки ходили в церковь. Но хотя бы от шляпки она отказалась. Затем с Фрэнсис попрощался Эндрю — этот отправлялся утешать Филлиду. Он просунул голову в дверь, чтобы сказать:

— Мы все тебе завидуем, Фрэнсис. Все, кроме Юлии, которая расстроена из-за того, что ты осталась одна-одинешенька. И кстати, будь готова к подарку. Она постеснялась сама тебе об этом сказать.

Фрэнсис сидела в одиночестве. В этот час женщины по всей стране трудятся возле плиты, жарят несколько миллионов индеек и следят за тем, как поспевают рождественские пудинги. От зеленовато-желтой брюссельской капусты исходит волшебный аромат. Целые поля картофеля уложены вокруг ощипанных птиц. Балом правят раздражение и нервозность. Но она, Фрэнсис, сидит тут как королева, одна. Только те, кто испытал давление непомерных требований тинейджеров или эмоционально зависимых взрослых, которые высасывают из тебя все, кормятся тобой и тебя же потом обвиняют во всем, могут понять всю прелесть свободы, пусть всего на несколько часов. Фрэнсис чувствовала, как расслабляется все ее тело, от головы до ног: она превращалась в воздушный шар, готовый воспарить и улететь прочь. И было тихо. В других домах звенела рождественская музыка, но здесь, в этом доме, ни телевизор, ни даже радио… хотя что это там, внизу — уж не Роуз ли осталась в цоколе? Она же вроде собиралась вместе с Джил поехать к ее родственникам. Должно быть, это музыка из соседнего дома.

А в остальном — тишина. Фрэнсис вдыхала ее и выдыхала, о, счастье, ей абсолютно не о чем беспокоиться, даже думать не о чем — в ближайшие несколько часов. В дверь позвонили. Бормоча проклятия, Фрэнсис пошла открывать. За дверью она увидела улыбающегося молодого человека в красном — в честь Рождества — наряде. Он вручил ей с поклоном поднос, накрытый муслином. Белая ткань была прихвачена алым бантом.

— Веселого Рождества, — сказал молодой человек и потом: — Bon appétit! — И ушел, насвистывая старинную песенку.

Фрэнсис поставила поднос в центр стола. Приложенная к нему карточка возвещала, что его прислали из элегантного ресторана, весьма фешенебельного. Под муслином обнаружились угощение на целый банкет и еще одна карточка: «С наилучшими пожеланиями от Юлии». С наилучшими пожеланиями… В том, что Юлия не добавила «с любовью», была исключительна вина самой Фрэнсис. Но не важно, сегодня она не будет переживать по этому поводу.

Ресторанный обед был так красив, что не хотелось притрагиваться к нему, чтобы не испортить картину.

Во-первых, зеленый суп в белой фарфоровой миске, очень холодный, посыпанный тертым льдом. Высланный на разведку палец донес, что это была смесь бархатистой маслянистости и кислинки — может быть, щавель? Синяя тарелка, выложенная кружевами ярко-зеленого салата, который притворялся водорослями, содержала раковины с моллюсками внутри, нарезанными и смешанными с грибами. Две перепелки сидели бок о бок на подстилке из припущенного сельдерея. Маленькая записка рядом с ними советовала: «Разогревайте в течение десяти минут». Небольшой рождественский пудинг был залит шоколадом и украшен веточкой остролиста. Еще на подносе умещалось блюдо с фруктами, которых Фрэнсис никогда не пробовала и с трудом смогла вспомнить названия: физалис, личи, маракуйя, гуава. И еще кусок «стилтона». Маленькие бутылочки шампанского, бургундского и портвейна обрамляли роскошное угощение. Да это же настоящий пир! В наши дни такой обед, отдающий дань традициям и в то же время остроумно подшучивающий над ними, не представлял бы собой ничего выдающегося, однако тогда это было видение из райских кущ, ласточка, залетевшая из изобильного будущего. Фрэнсис не могла положить в рот такую красоту, это было бы преступлением. Поэтому она просто смотрела на поднос и думала о том, что Юлия все-таки хорошо к ней относится.

  40