105 
— А результаты видны и по сей день. Ты слышала, что та мелкая сучка Роуз болтает повсюду, будто Юлия — алкоголичка, а ты — нимфоманка?
Фрэнсис засмеялась. Это был смех возмущения, но искренний. Колин его ненавидел и вперил в мать обвиняющий взгляд.
— Колин, если бы ты только знал, какую целомудренную жизнь я вела… — Но нет, времена же изменились! Она поправилась: — Даже если бы у меня каждый уикенд был новый мужчина, то почему бы и нет? Имела бы полное право. И ты не смел бы и слова сказать против!
Колин побледнел и молчал.
— Колин, ради бога, ты же прекрасно знаешь…
Ее перебила собака.
— Тяв, тяв, — надрывалась она. — Тяв, тяв!
До Фрэнсис дошла абсурдность ситуации, и она расхохоталась. Колин лишь горько улыбнулся.
Однако главное его обвинение осталось лежать между ними на столе ядовитым грузом.
— Откуда вы брали вашу уверенность? Отец спасает мир, несколько миллионов мертвых там, несколько миллионов мертвых тут, а ты: «Заходите, чувствуйте себя как дома, я сейчас поцелую больные места, и все будет хорошо». — Колин казался совершенно разбитым годами своего несчастливого детства и даже стал похож на маленького мальчика: глаза полны слез, губы дрожат. И Злюка, покинув предписанный ему стул, бросился к своему хозяину, забрался к нему на колени и стал лизать ему лицо. Колин уткнулся лицом в спину собачонки, спрятался — насколько возможно было спрятаться за этой крохой. Потом он поднял голову, чтобы сказать: — Нет, откуда у вас это? Кто, черт возьми, вы такие — все до одного спасители мира, да еще десерты готовите… Ты понимаешь? Мы все закомплексованы. Ты знала, что Софи видит сны про газовые камеры, хотя никто из ее родни даже рядом там не был? — И он поднялся, прижимая к себе терьера.
— Подожди минутку, Колин…
— Мы разобрались с главным вопросом повестки дня — Софи. Она несчастлива. Она и дальше будет несчастлива. Она сделает несчастным и Эндрю. Потом она найдет кого-нибудь еще и продолжит быть несчастной.
Он выбежал из кухни и понесся вверх по лестнице, а собака все лаяла и лаяла у него на руках: «Тяв, тяв, тяв».
В доме Юлии происходило нечто такое, о чем не знал никто из представителей младших поколений. Вильгельм и Юлия хотели пожениться или, как минимум, чтобы Вильгельм переехал к ней. Он жаловался, поначалу с юмором, что принужден существовать как подросток — на скудной диете встреч со своей возлюбленной в «Космо» или совместных походов в ресторан. Иногда он проводил с ней день и вечер, но затем должен был возвращаться к себе. Юлия отгораживалась от ситуации, отшучивалась в том духе, что, в отличие от подростков, они хотя бы не стремятся так в постель. На что Вильгельм отвечал, что общая постель не сводится только к сексу. Похоже, он имел в виду былые ласки и разговоры в темноте — обо всем на свете. Юлия все же не готова была разделить с ним постель — после стольких-то лет вдовства! — однако постепенно стала понимать справедливость жалоб Вильгельма. Она всегда чувствовала себя неловко, когда оставалась в тепле и комфорте своих комнат, а он должен был ехать домой, какой бы ни была погода. Домом Штайну была просторная квартира, где когда-то он жил с женой, давно почившей, и двумя детьми, переехавшими со своими семьями в Америку. В общем-то, он почти там не бывал. Бедным Вильгельма назвать было нельзя, но как-то неразумно содержать квартиру с привратником и маленьким садиком, когда у Юлии такой большой дом. Они обсуждали, потом спорили, потом препирались относительно того, как можно было бы все устроить.
Чтобы Вильгельм жил вместе с Юлией в ее четырех комнатах, которых хватало для нее одной, — такой вариант отметается сразу и без разговоров. И что делать с его книгами? У него их тысячи, целая коллекция, Вильгельм был специалистом по редким книгам. Весь этаж под Юлией занял Колин, колонизировав в том числе комнату Эндрю. Попросить его переехать — невозможно, с чего бы ему переезжать? Из всех обитателей дома, за исключением самой Юлии, он больше всех нуждался в безопасном, спокойном месте, укрытом от треволнений внешнего мира. Под Колином в двух просторных комнатах и одной маленькой размещалась Фрэнсис. И на этом же этаже находилась комната Сильвии, даже если появлялась она там раз в месяц. Это был ее дом, и так и должно оставаться.
«Но почему бы не попросить переехать Фрэнсис?» — задавался вопросом Вильгельм. Она давно уже зарабатывает приличные деньги, не так ли? Но Юлия отказалась это сделать. Она считала, что семья Ленноксов использовала Фрэнсис, чтобы вырастить двух сыновей, и что теперь — вон? Юлия никогда не забудет, как после смерти Филиппа Джонни потребовал, чтобы она, его мать, съехала на съемную квартиру или куда угодно еще.
105 
