На следующий вечер во время ужина не произошло ничего такого, что побудило бы Джерарда изменить свое отношение к матери Кейт. Миссис Холленбрук при всей своей красоте была самой недалекой, самой пустой и скучной женщиной из всех, с кем ему доводилось встречаться. Она беззастенчиво льстила ему, глядя на него так, словно он спустился с небес. С Хоу она тоже была весьма любезна, но в ее отношении к племяннику покойного мужа Кейт проскальзывала неприличная фамильярность. Люсьен сидел как на иголках. Со стороны могло показаться, что миссис Холленбрук приходится ему матерью и в материнском простодушии не замечает того, как конфузит взрослого сына при посторонних. Впрочем, Джерарду было нисколько не жаль Люсьена — тот получил по заслугам, а вот за Кейт он переживал. Мать продолжала оказывать на нее сильное влияние, и это влияние никак нельзя было назвать благотворным. Что бы Кейт ни сказала, ее мать всегда находила, к чему придраться, при этом притворяясь доброжелательной. Мало-помалу Кейт вообще перестала участвовать в общем разговоре, с каждой минутой делаясь все молчаливее, все больше уходила в себя. Теперь ему многое стало понятно. Вот кто сделал ее нелюдимой и замкнутой. Зачем вообще что-то говорить, если заранее знаешь, что каждое твое слово будет встречено в штыки?
Когда после ужина Кейт и ее мать встали из-за стола, дабы по традиции оставить джентльменов одних наслаждаться портвейном и сигарами, Джерард схватил Кейт за руку.
— Мы не засидимся надолго, — едва слышно выдохнул он. Джерарду хотелось общаться с лордом Хоу за рюмкой портвейна не больше, чем оставлять Кейт на милость ее беспощадной матери.
Когда Кейт встала, взгляд у нее был пустой, словно стеклянный, но когда она встретилась с ним глазами, он прочел в них понимание и благодарность.
— Хорошо. — Она улыбнулась и вышла следом за матерью.
Почувствовав облегчение, Джерард махнул рукой Брэггу, чтобы тот налил вина и принес сигары. Четверти часа хватит с лихвой, и тогда они смогут воссоединиться с дамами.
— Надеюсь, я не беру на себя слишком много, де Лейси, но я должен поговорить с вами о деле. — Хоу смотрел на него с мрачной решимостью.
— Я слышал, что разговоры о делах не способствуют пищеварению. Вы об этом не знали? — В данный момент Джерард совсем не был расположен решать деловые вопросы. В особенности с Хоу.
Хоу поджал губы.
— Я приехал в Бат только ради этого.
— Вполне хватило бы и письма. — Джерард допил остававшееся в его бокале вино. Итак, четверть часа — слишком много. — Присоединимся к дамам?
Хоу густо покраснел.
— Дамы могут подождать. Вы должны меня понять. Этот договор меня разорит. Я не могу платить четыре процента.
Джерард приподнял бровь.
— Ваш дядя не возражал против четырех процентов. Подписывая договор, он, очевидно, имел представление о том, какой доход приносит его имение.
— Возможно, — холодно заметил Хоу. — К несчастью, он умер через несколько месяцев после подписания.
— Тогда куда делись деньги? Не мог же он потратить все десять тысяч фунтов за несколько недель.
Виконт злобно уставился на него.
— Увы, так оно и случилось.
Джерард поморщился.
— Чего вы хотите от меня?
— Дайте мне отсрочку. Мне нужно время — год, чтобы упорядочить свои финансы. И два процента были бы более разумной рентой, особенно между родственниками.
— И о каком, смею спросить, семейном родстве идет речь? — Джерард говорил достаточно резко. Даже слишком резко с учетом того, что Хоу был его гостем. — И насколько я понимаю, вам нет нужды возвращать ни фартинга — ссуда была дана под имущество, которое вы можете перезаложить или продать.
— Это имущество принадлежало нашей семье на протяжении нескольких десятилетий, — сквозь зубы процедил Хоу. — Джентльмен, конечно же, понял бы, почему я не могу его продать.
— Тогда, я думаю, вам следует урезать расходы на личные нужды. Меньше разъезжать и, возможно, реже бывать у портного. — Хоу, одетый в дорогой вечерний костюм, побледнел от ярости, но Джерарду было все равно. Он помнил, как юношей, растратив все карманные деньги, залез в долги и, решив просить у отца денег, наивно полагал, что не получит даже выговора, поскольку имение Дарема было одним из самых богатых в Англии. Но его отец, которому богатство пришло лишь в зрелом возрасте, заставил сына целую неделю чистить конюшни, отрабатывая долг. И этот опыт оказался поучительным. Джерард навсегда запомнил, как важно уметь экономить и как опасно влезать в долги. Джерарда многое раздражало в Хоу, но больше всего его безграничная самоуверенность, помноженная на безграничный эгоизм. Чем иначе объяснить, что этот Хоу ни на миг не усомнился в том, что Кейт безропотно отдаст ему свое состояние, и потому не предпринимал никаких мер, чтобы расплатиться с долгами, вплоть до того, как она вышла замуж за другого. Джерарда раздражало и то, что Хоу, ведя с ним переговоры, возлагал всю вину на своего дядю — отказаться от наследства, а значит, и от титула Люсьену отчего-то в голову не пришло, а на Джерарда он смотрел с едва скрываемым презрением и ненавистью. Джерард знал людей, которые урезали себя во всем, чтобы сохранить семейную собственность, не брезгуя и продажей фамильного серебра. Не ускользнул от внимания Джерарда и тот факт, что первым делом Хоу потребовал уменьшения процентов по ссуде — то есть просил скостить ему долги, а уже потом о рассрочке. Конечно, новоиспеченному виконту можно посочувствовать — вместе с титулом он вместо денег унаследовал долги, однако сочувствия он к себе почему-то не вызывал. Со своим кредитором он вел себя вызывающе нагло и до сих пор не сказал и не сделал ничего, что могло бы вызвать расположение Джерарда и, возможно, заставить его подумать о списании долга.