— Это означает, что он — лакомый кусочек.
— Это означает, — в голосе Бухгалтера звучало раздражение, — что ты должен двигаться с максимальной осторожностью. Но при этом очень быстро. Когда я дам команду, у тебя будет очень мало времени.
— Так дайте мне время! Скажите сейчас, где и когда.
— Подробности потом. Ты узнаешь то, что я хочу тебе сообщить, когда будет пора это сообщить.
Диего перевел это для себя так, что Бухгалтеру пока что ничего не известно. Он улыбнулся, представив себе, как это должно раздражать Бухгалтера. Но Диего не был дураком, и он хотел эту новую работу. Поэтому он заговорил с наигранным унижением:
— Я буду к вашим услугам, когда понадоблюсь.
Последнее слово обычно оставалось за Бухгалте ром. И этот раз не был исключением.
— Полиция Нового Орлеана все еще не нашла тело той проститутки.
— Я же говорил вам, они его не обнаружат.
— Это порождает вопрос, Диего.
— Какой же?
— Как ты можешь быть уверен в этом до такой степени?
Телефон замолчал.
33
Кобурн и Хонор вернулись на стоянку при детской площадке без всяких приключений.
Мама с ребенком успели уйти. Теннисист решил сделать перерыв в своих занятиях и теперь лежал на траве, делая что-то со своим мобильным телефоном. Он не заметил парочку, которая, усевшись в краденый автомобиль, уехала прочь.
И только после того, как они отъехали от стоянки, Хонор спросила Кобурна о его разговоре с Гамильтоном.
— Что он сказал?
— Он хочет, чтобы мы отдались на милость Тома ван Аллена. Дал слово, что тот надежен и мы будем в безопасности под его защитой.
— Ты ему веришь?
— Если ван Аллен так надежен, почему Гамильтон с самого начала не посвятил его в подробности моей операции? А теперь Гамильтон проникся к нему неожиданным доверием. Это пугает меня. Я должен нстретиться с этим ван Алленом лицом к лицу, прежде чем я поверю в его надежность, и у меня будет не так много времени, чтобы решить, доверить ли ему наши жизни.
— А вторая часть программы? Его способность нас защитить?
— В этом я уверен еще меньше, — Кобурн повернул голову и посмотрел на Хонор. — Самое чудовищное, что вариантов остается не так уж много.
— Да уж. Остается только кромсать ни в чем не повинные футбольные мячи.
Кобурн проигнорировал реплику, но Хонор и не ожидала извинений.
— Дело в том, что я знаю, что прав, — он дерзко взглянул на Хонор, словно предлагая возразить.
— Ну, хорошо, допустим, у Эдди что-то было. Как долго ты можешь продолжать искать это в одиночку? Я имею в виду, — Хонор спешила продолжить, прежде чем Кобурн прервет ее, — учитывая все технологии, имеющиеся в распоряжении ФБР, если бы ты работал вместе с другими агентами, со вспомогательным персоналом, разве это не повышало бы шансы найти то, что спрятал Эдди?
— Рассказать тебе о моем опыте работы со вспомогательным персоналом? Все идет кувырком, и приходится слишком много говорить. Даже хорошие агенты опутаны сетями бюрократических формальностей. Каждому федералу приходится заполнять кучу документов. В основном исполняя требования Министерства юстиции. Вот почему Гамильтон хотел, чтобы я работал один.
— И вот почему сейчас под угрозой находится только твоя жизнь.
Кобурн пожал плечами.
— Это — часть моей работы. — Вздернув подбородок, он вдруг добавил: — Моей работы — не твоей.
— Я здесь потому, что сама так захотела.
— Ты сделала неправильный выбор.
Они подъезжали к окрестностям городка, где располагались то в одном, то в другом месте кучки домов. Но не было сбалансированных микрорайонов, как в том городе, который они покинули. Печально выглядящие стрип-клубы и одинокие торговые точки были либо в чудовищном состоянии, либо закрыты до лучших времен после урагана «Катрина», да так и не открыты, снова став жертвами экономического кризиса, на этот раз в результате разлития нефти «Би — Пи».
Кобурн остановил машину на стоянке стрип-клуба, при котором были магазинчик самообслуживания, парикмахерская и небольшой винный магазинчик. Где предлагалось также отведать домашней свиной колбасы, но на всех окнах красовались антивандальные ставни.
Кобурн заглушил мотор, затем, просунув локоть в полуоткрытое окно, закрыл ладонью нижнюю часть лица. Он выглядел как человек, глубоко погруженный в свои мысли. Но глаза его все время находились в движении.