19 
А вдруг он тоже заметит сходство?
Но она тут же возразила себе, что это было бы уже совсем невероятно.
Разве станет он присматриваться к ней, чтобы сравнить ее с образом на картине одного из величайших художников?
Ее лицо внезапно осветила улыбка.
— Ты права, матушка. Я делаю из мухи слона. Отнесись равнодушно ко всему, что бы ни сказал тебе герцог. А вот что я тебе еще хотела сказать…
— Граф делал мне прелестные комплименты, — мечтательным тоном прервала ее леди Ротли, и Темпера поняла, что мачеха ее не слушает.
— Я всегда считала, что у итальянцев обворожительные манеры, — продолжала та, — но даже самая откровенная лесть звучит у них, как голос сердца.
— Да выслушай же меня, матушка! Я хочу рассказать тебе о картине, которую ты могла бы упомянуть в разговоре с герцогом. Это работа ван Эйка, я уверена, ты запомнишь эту фамилию. Это замечательное полотно, настоящее совершенство!
— Именно так граф назвал меня. «Вы — совершенство! — сказал он. — Воплощение солнечного света!»
Темпера сделала еще одну попытку.
— Ты меня совсем не слушаешь, матушка.
Леди Ротли встала.
— Я ничего не хочу слушать, Темпера. Я устала, и у меня болит голова. Расскажешь мне о картине в другой раз.
— Но лучше бы ты поговорила о ней с герцогом сегодня за ужином.
— Мы здесь не ужинаем. Мы ужинаем в Монте-Карло, у принцессы Плесской. Как я поняла из слов леди Холкомб, там будет только избранный круг, и я должна надеть свое лучшее платье.
Темпера прекратила напрасные попытки поговорить с мачехой.
«Может быть, завтра это удастся лучше», — подумала она и принялась помогать леди Ротли раздеться, чтобы та могла прилечь перед ужином.
Поужинав сама, Темпера вернулась к себе в комнату и, достав краски, стала доканчивать картину, которую начала в саду.
Розы уже на ней были, как и очертания лилий. Остальные цветы она к счастью, обнаружила в вазах в комнате мачехи. Одну вазу она принесла к себе, поставила на туалетный столик и, присев на кровать, стала пытаться передать на холсте их форму и цвет.
Она понимала, почему герцог удивился, что она не взялась писать пейзаж, но ей как-то особенно нравились цветы.
Один из ее учителей всегда поощрял ее писать именно цветы, а не портреты или пейзажи.
Она полагала, что он считал, что цветы более подходящий объект для женщины, но Темпера любила цветы просто так.
В спальне ее матери висело несколько из ее ранних работ.
— Эти наверняка можно продать, — сказала мачеха, когда они снимали картины со стен после смерти отца.
— Боюсь, не получится, — возразила Темпера. — К тому же в скором времени они могут оказаться единственным украшением, какое мы сможем себе позволить.
— Мне кажется, что они очень миленькие, — сказала леди Ротли, явно с намерением поддержать падчерицу, — гораздо красивее, чем некоторые из тех картин, что висели у твоего отца.
Темпера засмеялась и поцеловала ее, но восприняла ее слова не как комплимент, но как свидетельство ее невежества.
И вот она смотрела на свою картину и вспоминала, как восхищался ею герцог.
«Это была простая вежливость с его стороны», — сказала она себе. Но у него ведь не было никаких оснований обращаться так изысканно вежливо с какой-то непримечательной особой, даже до того, как он узнал, что она всего лишь горничная.
«Может быть, мне удастся даже немного подзаработать этим, когда вернемся в Лондон», — подумалось ей.
И тут она поймала себя на том, что уже смирилась с крушением надежд леди Ротли.
«Мачеха достаточно хороша для герцога, — продолжала она размышлять. — Беда лишь в том, что он слишком умен, и ему нужна женщина, с которой он мог бы поговорить на интересные темы».
Но, возможно, она рассуждает чересчур пессимистично. Ведь и отец был очень умен, однако же был счастлив со своей второй женой.
Он обращался с ней, как с ребенком Он, несомненно, восхищался ее красотой, но Темпера чувствовала, что, любуясь ею, он пропускает мимо ушей все, что она говорит.
Около полуночи Темпера закончила картину и по опустевшим коридорам, в тишине, прошла в комнату мачехи.
— Я буду дожидаться тебя, — сказала она ей перед отъездом — Все остальные камеристки ждут своих хозяек, и они пришли бы в ужас, если бы я не стала этого делать.
— Я готова зайти к тебе и разбудить, чтобы ты помогла мне раздеться, как у нас заведено, — сказала леди Ротли. — Или могу нарочно громко заговорить в коридоре, чтобы ты услышала, что мы вернулись. Но знаешь что, Темпера, лучше тебе лечь и поспать в моей постели до моего возвращения.
19 
