Последние отзывы

  186  

А в это время мы с Беренгарией, вернувшись в Манс, довольно неважно, без всяких удобств, устроились в углу епископского дома. Меньше чем через неделю после отъезда Блонделя Элеонора нашла наконец время встретиться с Иджидио и дать свое согласие на брак. Таким образом Иоанна отбыла из Руана, и нас очень тактично и обходительно выдворили из Руанского замка. Даже те две маленькие комнатки, которые мы занимали, потребовались для размещения посетителей, постоянно прибывавших для деловых разговоров с Элеонорой, Уолтером Реймским и Хьюбертом Уолтером, когда тому удавалось вырваться в Руан. Для двоих лишних женщин места в замке не оказалось.

Элеонора, ставшая теперь главной фигурой, в присутствии невестки чувствовала себя весьма скованно. И я прекрасно понимала ее. Она была алхимиком, чьи эксперименты по изготовлению золота проваливались один за другим, алхимиком, которому хотелось поскорее слить все не давшие результата ингредиенты в отхожее место. Она надеялась на то, что брак получится удачным, и будет зачат наследник, а жена — красивая и любимая — совершит чудо. С момента, когда она впервые увидела Беренгарию, и вплоть до дня своего отъезда из Мессины, Элеонора, наименее мягкая из всех известных мне женщин и абсолютно нетерпимая, по-своему старалась быть приятной и понравиться невесте сына. Но чуда не произошло, и когда они встретились снова, Беренгария вызывала у Элеоноры лишь отвращение и воспоминания о неудаче. Беренгария была королевой Англии, законной, бесспорной супругой безупречного поведения. Игнорировать невестку было невозможно, но ее вид и даже простое упоминание ее имени отнимали у Ричарда статус любимого сына, великого крестоносца, знаменитейшего рыцаря, обиженного короля, сводя его просто к положению плохого мужа. И Элеонора негодовала. Мы то и дело видели в Руане какого-нибудь сверхпедантичного курьера или посла, искавшего аудиенции у Беренгарии, которая являлась королевой Англии, пока смерть Ричарда не стала общепризнанным фактом. И каждый раз Элеонора буквально выходила из себя. Поэтому мы уехали в Манс и стали ждать там.

Когда собирали деньги для выкупа, Беренгария отдала многие из своих драгоценностей и вдобавок вытянула сто марок у отца. Это была последняя ее просьба к отцу, потому что вскоре Санчо Мудрый, добрейший человек, умер.

В одно из воскресений в церкви объявили, что деньги для выкупа собраны. Прихожане ликовали.

— Значит, скоро он будет дома, — повторяла Беренгария, и хотя это были почти те же самые слова, с которыми она приняла известие о возвращении армии крестоносцев из-под Иерусалима, по ее тону и манере говорить я поняла, что настроение моей единокровной сестры больше не определялось предвкушением радости встречи. Оно было окрашено сомнением и чем-то вроде смятения. Пока Ричард считался пропавшим, а потом сидел в тюрьме, притворяться было очень легко, но очень скоро он вернется и не пожелает или окажется неспособным поддерживать видимость благополучного брака и подвергнет ее новым унижениям.

Но она ни разу не высказала ни малейших сомнений, не раскрыла мне своих сумбурных чувств. С упрямой смелостью она готовилась к приему Ричарда — заказала новое платье, новые туфли. С ее языка не сходили фразы: «Когда приедет Ричард…» или тревожное: «Я изменилась? Я не постарела?»

Наступили дни ранней осени. Деревья стояли еще зеленые, но уже тронутые золотом, устало ожидая, что принесет им очередной день. Если выглянет солнце, то они примут свой торжественный летний вид и с них не упадет ни один лист. Но если польет дождь и завоет ветер, они в отчаянии сбросят с себя все до единого тронутые желтизной листья и застонут, дрожа от страха перед встречей с зимой.

Беренгария походила на дерево, застигнутое этим неопределенным временем года, а поведение Элеоноры было подобно первому ледяному ветру. Взяв деньги для выкупа, она с внушительной свитой отправилась к императору, чтобы потребовать возвращения сына. Королева-мать уехала, не удостоив Беренгарию ни единым словом, ни приглашением поехать вместе, и мы услышали об ее отъезде лишь через три дня. Правда, она очень торопилась, придавая своей поездке очень большое значение, да к тому же давно считала Беренгарию лицом второстепенным; но тем не менее ее бездушие было непростительным.

Беренгария плакала и металась по комнате с криком:

— Она должна была взять меня с собой! Ведь я его жена! Что подумают, что скажут люди? Как я смогу сохранить хотя бы видимость благополучия, когда его мать третирует меня, как старую покинутую дуру?

  186