Последние отзывы

  173  

— Я никогда раньше не бывала в Риме, — непринужденно продолжала я, — и из всего, увиденного здесь, самое большое впечатление произвел на меня этот рынок. Сколько здесь разных вещей со всех концов земли. Подумать только! — Я дотронулась до пояса. — Из Вены!

— Здесь нет ничего удивительного. Дело в том, что человек, принесший мне его для продажи, побывал гораздо дальше Вены. Он покупает все, что можно потом перепродать, но главным образом торгует мехами. В прошлом месяце он приехал из города Минска, что где-то поблизости от Литвы, и привез на продажу партию отличных мехов, не говоря уже о нескольких вещах вроде этого пояса, случайно купленных им проездом в Вене, Инсбруке и Падуе.

— О, но Литва — это же конец света! Матерь Божия! Как бы мне хотелось поговорить с человеком, совершившим такое путешествие! Он сейчас на рынке, как вы думаете?

Аукционер расхохотался.

— Вы забавная, сеньора, скажу я вам! Что за фантазия — пожелать увидеть человека только потому, что он побывал в Литве! Мне очень жаль, что я не могу вам его представить. Вот бы он посмеялся! И рассказал бы про медведей и волков, и о деревьях, самые толстые ветви которых ломаются под тяжестью снега. Какая жалость, что вы не можете с ним встретиться. Он снова уехал в дикие страны. Одержимый человек — у него чешутся руки и ноги, и от этого он не знает покоя! — Собственная острота заставила юношу рассмеяться и объяснить ее смысл. — Его ладони чешутся от желания получить побольше денег, а ноги — из любви к заграничным дорогам. По его словам, он отправился гораздо дальше Литвы — на Русь, где, говорят, меха лучше и дешевле. И вернется только в будущем году, если вернется, конечно.

— О Боже! — В голосе моем прозвучало вовсе не деланное сожаление. Я так ждала этого момента с самого прихода на рынок, а узнала так мало… — И все же, — непринужденно сказала я, — возможно, в будущем году я снова приеду в Рим. И постараюсь разыскать его, если он, побывав на Руси, вернется живым. Как он выглядит? И как его зовут?

— Вы сразу узнаете его, сеньора, если я опишу вам его внешность. Он маленький ростом, но не совсем… Он… — Юноша взглянул на меня и выпалил: — Но сильный, как двое здоровых мужиков, и проворный, как блоха. Его имя, если я правильно запомнил, Питер. Но у него несколько кличек, потому что он, кроме всего прочего, еще и косоглазый, — смущенно заметил он.

Питер-горбун, Косой Питер. Я очень ясно представила себе этого человека. Я рисовала его себе бредущим по дороге на Русь и несущим с собой такие необходимые мне сведения, бесцельно и бесполезно сидящие в каком-то уголке его памяти.

— Спасибо, до свидания, — попрощалась я с юношей. — Мне было очень интересно. Так этот пояс, значит, из Вены — не забыть бы.

— Так и есть, сеньора. Питер купил его в Вене — кроме того, это видно и по выделке.

По дороге домой меня осаждали грустные мысли.

В тот вечер, перед ужином, я оказалась в обществе графа Иджидио и сэра Стивена. Весь день я обдумывала ситуацию и не могла решить, как же поступить. Беренгария уверенно сказала, что, когда Ричард отплыл из Акры в Англию, пояс был на нем, но, может быть, она решила пойти на сознательный обман — тогда есть вероятность, что она солгала. Пояс могли продать еще на Кипре. Ричард был способен снять его и отдать в знак благодарности вместо денег. А потом он мог попасть в Вену, а оттуда в Рим, где и был законным путем продан, и тогда все мои изыскания, возможно, напрасны.

Потом я вспомнила, что с Ричардом был Блондель. Тогда выставление пояса на продажу в Риме приобретало мрачное и ужасающее значение. Может быть, был какой-то особый смысл в том, что я, проходя по этой улице, засмотрелась на ту витрину? Может быть, в том, что я встретила этих двоих людей одних, содержится какой-то важный намек?

— Я хочу кое-что показать вам, — сказала я, — но если войдут дамы или кто-нибудь еще, нельзя допустить, чтобы они увидели эту вещь, — нужно будет сразу же сменить тему разговора. Вот, смотрите. Я купила этот пояс в одной лавке и совершенно уверена в том, что он принадлежит Ричарду.

Я встряхнула пояс перед их глазами и почувствовала, что та часть моего сознания, которая обвиняла меня в фантазерстве, романтичности, склонности к драматизированию событий и излишней настырности, полностью удовлетворена. Эти храбрые рыцари побледнели бы меньше, если бы я вытащила из рукава живую ядовитую змею.

— Великий Боже! — воскликнул Иджидио. — Что я вам говорил?

  173