— Вы останетесь с нами?
— Так долго, как вы захотите, — прямо ответила Вачиви, опуская глаза. Тристан, кивнув в знак признательности, быстро вышел.
Снова они увиделись лишь через несколько часов. Вачиви гуляла в саду, там ее и нашел Тристан. Некоторое время маркиз молча шел рядом с девушкой, потом оба сели на скамью над обрывом.
— Иногда мне кажется, что вы жили здесь всегда, — негромко сказал Тристан.
— Мне тоже, — ответила Вачиви. — Но я часто вспоминаю свое селение, отца, братьев…
— Вы по ним скучаете?
Она кивнула. Одинокая слезинка скользнула по ее щеке, и Тристан ласковым движением стер ее согнутым пальцем. Он впервые прикасался к ней так, и от этого прикосновения в нем будто что-то перевернулось. Не в силах сдержать себя, Тристан порывисто наклонился и горячо поцеловал Вачиви в губы. Он, впрочем, тут же выпрямился — ему не хотелось, чтобы Вачиви решила, будто он злоупотребляет своим положением хозяина дома. А она действительно была изумлена. Раньше Тристан никогда не показывал своего особенного интереса к ней, и теперь Вачиви не знала, как ей следует вести себя с ним. Рассердиться? Но она не могла сердиться на него!
А Тристан уже понял, что пути назад нет, да он и не собирался отступать. Этот его порыв не был неожиданным, Тристан лишь не хотел отпугнуть девушку и решил выждать еще какое-то время, но поездка в Париж заставила его принять иное решение. Он должен сказать Вачиви все сейчас, чтобы она не сомневалась в чистоте и искренности его намерений. Тристану не нужна была любовница — ему нужна была жена.
Такая, как Вачиви. Нужна только она. И никакая другая.
— Я хочу, чтобы вы оставались в моем замке до конца своей жизни, до конца наших жизней, — с волнением сказал он, но Вачиви снова ничего не поняла.
— Вы необыкновенно щедры, Тристан, — ответила она, — но если вы когда-нибудь женитесь, вашей жене может не понравиться присутствие в замке индейской девушки. Во всяком случае, объяснить это будет довольно трудно. — И Вачиви смущенно улыбнулась. Его недавний поцелуй казался ей своего рода минутной прихотью, чудачеством, которое больше не повторится. Когда ее поцеловал Жан, она сразу поняла, что он влюблен в нее, но Тристан был другим — всегда спокойным, выдержанным, вежливым. Не в его характере было открыто демонстрировать свои чувства.
— Не думаю, что нам следует слишком беспокоиться из-за того, как отнесется к вам моя будущая жена, — ответил маркиз.
— Почему? — удивилась Вачиви, глядя на него такими невинными глазами, что у Тристана от невыразимой нежности защемило сердце. Он понимал, что влюбился в Вачиви с первого взгляда, но смерть Жана и неопределенность всей ситуации не позволяли ему ни думать об этом, ни тем более делать признания Вачиви. Но сейчас Тристан вдруг со всей ясностью осознал, что больше не хочет и не может скрывать свои чувства. Он должен сказать ей все.
— Потому что вы — единственная женщина, которая мне нужна, Вачиви… — С этими словами Тристан опустился на одно колено перед скамьей, на которой она сидела, и взял ее руку в свою. — Вы выйдете за меня замуж? — И, немного помолчав, он добавил слова, которые ему давно хотелось произнести: — Я люблю вас.
— Я тоже вас люблю, — прошептала Вачиви, опуская глаза. Как и Тристан, она поняла это несколько месяцев назад и дорожила каждой минутой рядом с ним, которую дарила ей судьба. И все же ей и в голову не могло прийти, что Тристан ответит на ее чувства.
Но главное наконец было сказано, и они поцеловались, а потом долго сидели на скамье над обрывом, разговаривая и строя планы. К тому моменту, когда они вернулись в замок, Тристан и Вачиви уже решили, что в ближайшее время она примет католичество (местный священник полностью зависел от маркиза и мог провести обряд без лишних проволочек), а в июне — июле они обвенчаются в Париже, и тогда он сможет представить ее ко двору как маркизу де Маржерак.
Вернувшись в замок, они рассказали о своем решении детям, и Матье с Агатой прыгали до потолка, вопили от радости и целовали то Вачиви, то отца. Гувернантка, присутствовавшая при этом, ничего не сказала, но на следующий день утром передала маркизу письмо, в котором отказывалась от места. Это, впрочем, никого особенно не расстроило. Дети недолюбливали мадемуазель, к тому же теперь они были так рады, что Вачиви будет их мамой.
Мать и отец — никто другой им и не был нужен.