— Я сама далеко не все понимаю, Арни. Однако я знаю, что должна делать, — сказала Эвиан и добавила: — Я не умею того, что умела Зана, зато у меня есть то, чего у нее не было.
По каким-то признакам Арни понял, что ему не удастся ее уговорить. Однако он все же заметил:
— Если ты считаешь, что у тебя долг перед Кларенсом, то это не так.
— Дело не в долге.
Когда Арни ушел, Эвиан почудилось, будто она осталась одна. Она сидела на старом скрипучем стуле, и на ее лицо падали отблески желтого света. Кларенс смотрел на нее. Он не мог ничего понять, да и не стремился к этому: у него просто не было сил. Он лишь чувствовал, что сейчас Эвиан думает не о своем женихе.
Возможно, она, как и Арни Янсон, хотела вернуть ему какой-то долг, дать то, чего он, без сомнения, не заслуживал. Там, на железной дороге, она повела себя так, как повела бы себя любая женщина, защищавшая своего ребенка. Он же не знал, что у нее есть сын! А узнав, питал глупые надежды. Но теперь, хотя она каким-то чудом оказалась здесь и сидела буквально в двух шагах, от этих надежд ничего не осталось.
Кларенс закрыл глаза и, казалось, уснул. Эвиан почудилось, что она тоже спала, потому что, очнувшись, увидела, что он тяжело дышит и дрожит крупной дрожью. Приподняв одеяло, она осмотрела рану. Особых изменений не было, однако тело Кларенса сотрясал озноб. В его лице не осталось ни кровинки, а руки похолодели.
В комнате не было ни камина, ни печки, а одеяло, под которым лежал Кларенс, казалось слишком тонким. Обитатели этого номера привыкли согреваться не огнем, не одеялами, а виски, а еще — любовными объятиями.
Эвиан сперва расстегнула, а затем решительно сняла с себя платье. От корсета она избавилась еще в гостинице, и теперь на ней были только нижняя юбка, сорочка, чулки и панталоны. Она легла в постель и обняла раненого, согревая живым теплом. О таком Зана ей не рассказывала. Этот способ лечения Эвиан подсказало женское сердце.
Она обнимала Кларенса до тех пор, пока дрожь в его теле не утихла.
Наверное, прошло много времени, потому что за окном забрезжил рассвет. Кларенс дышал спокойно и ровно, и его лоб был прохладным.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он Эвиан, будто впервые ее увидел.
— Ты хочешь меня прогнать?
Его губы тронула слабая улыбка, но глаза не улыбались.
— Думаю, еще не родился мужчина, готовый прогнать из своей постели красивую женщину.
— Я еще приду в твою постель.
— Будем считать, что я в самом деле это слышал, — сказал Кларенс и смежил веки.
Эвиан встала. Одеваясь, она смотрела на свое нарядное платье богатой горожанки, как на кожу, которую давно следовало сменить. Когда молодая женщина застегнула последнюю пуговицу, в дверь тихонько постучали.
Немного подождав, она тихо спросила:
— Кто?
— Это я, мама!
Эвиан поспешно отворила.
— Дункан! Ты один? Как ты меня нашел?!
Запыхавшийся и испуганный, он был полон гордости от сознания миссии, которую ему поручили, и с ходу выпалил:
— Мне объяснил дядя Арни. Велел передать, что за ним следят, и он не знает, как быть.
Эвиан присела перед ним. Ее взгляд был внимательным и серьезным.
— Послушай, Дункан: беги обратно и скажи дяде Арни, что у нас все в порядке. Пусть ни в коем случае не приходит сюда, а едет на ранчо вместе с Надин, Эриком и Кортни.
— А я?
— Ты вернешься. Мне нужна твоя помощь.
Мальчик кивнул, а потом вдруг заметил человека на кровати и отшатнулся, невольно вцепившись в юбки Эвиан. Его глаза расширились, и он сдавленно прошептал:
— Это же тот человек, который напал на нас в поезде!
— Да, это он. Только он ни на кого не нападал. Он оказался другом дяди Арни, просто они не сразу узнали друг друга.
— Но он грабитель?
— Не все люди совершают в жизни только плохое или только хорошее, — уклончиво ответила женщина. — Многим свойственно ошибаться. Главное вовремя признавать и исправлять свои ошибки.
Дункан привык принимать на веру все, что говорила Эвиан. Даже если он в чем-то сомневался, то не считал возможным говорить об этом вслух. Вот и сейчас он ничего не сказал и, повернувшись, скрылся за дверью.
В это время Арни рассказывал Надин об утреннем разговоре с шерифом.
— Услышав, что Эвиан уехала, он рвал и метал. Шериф сказал, что ее должен был допросить агент Пинкертона.
— Что ты им наговорил?
— Сказал, что она свободный человек, и я не мог ее удерживать.