День клонился к вечеру, и свет сделался мягче. Она подумала о том, как все это выглядит на закате, когда эти горы и долины залиты золотом, а потом горы делаются пепельными с маленькими всполохами огня, будто потухший гигантский костер.
– И еще я теперь понимаю, что я все это принимала как должное. Все. Но больше этого не повторится.
Они сидели на голой скале, как делали тысячу раз много лет назад. Эмма-Кейт вынула из кармана пакетик подсолнечных семечек.
– А раньше это были мишки «Гамми», – заметила Шелби.
– Раньше мы были детьми. Вообще-то я бы и сейчас от мишек не отказалась, – решила Эмма-Кейт.
Шелби улыбнулась, открыла свой рюкзак и достала пакетик.
– Я иногда покупаю их для Кэлли. И всякий раз, открывая пакет, думаю о тебе.
– Кстати, о мишках. – Эмма-Кейт открыла пакетик и достала несколько мармеладок. – Знаешь, родные наверняка помогли бы тебе выпутаться из долгов. И я бы тоже, – добавила она, не дав Шелби возразить.
– Спасибо! Приятно видеть, что ты все понимаешь. Здесь я заживу настоящей жизнью. Я это точно знаю. Может быть, и надо было уехать, чтобы потом вернуться и увидеть, что для меня настоящая жизнь, а что – нет.
– И в итоге ты будешь зарабатывать себе на хлеб пением.
– А это – главная вишенка на торте. Слушай, а мне понравился этот Деррик.
– Он везунчик. А лицо какое!
– Красавчик, что и говорить.
– Фигура еще лучше! – хором закончили они и расхохотались до колик в животе.
– И вот мы тут сидим. – Шелби вздохнула и обвела взором зеленые просторы. – В точности как сидели когда-то. И, как когда-то, говорим о мальчиках.
– Эту головоломку нам в жизни не разгадать.
– Но о ней стоит говорить и говорить. И обе мы занимаемся тем, что мы любим – точнее, ты занимаешься, а я собираюсь заняться. Эмма-Кейт Эддисон. Медицинская сестра. Ты довольна?
– Да. По-настоящему довольна. Черт возьми, сколько же я пахала, чтобы получить право так называться! Никогда в жизни так усердно не трудилась. Я мечтала работать в большой клинике. И работала. И мне это нравилось. Мне это очень нравилось.
Она повернулась к Шелби.
– Чего я не знала, так это что в амбулатории мне понравится работать еще больше. А мне действительно нравится. Выходит, мне тоже надо было на время уехать, чтобы потом кое-что осознать.
– А твоя вишенка на торте? Мэтт?
– Это определенно. Он и вишенка, и кусочек самого торта.
– Замуж за него собираешься?
– Я пока ни за кого не собираюсь замуж. Я с этим делом не спешу, как бы мама ни наседала. Меня устраивает все, как оно есть. Слышала, ребята взялись сделать твоей маме большую ванную, о которой она так мечтала.
– Она уже обложилась каталогами отделочных материалов и журналами с картинками. Папа делает вид, что считает это безумием, но на самом деле тоже этим увлечен.
Шелби глотнула воды, не спеша закрутила крышечку.
– На днях заходил Гриффин сделать замеры.
– Они готовятся представить свой проект. Всегда на этом этапе так мандражируют, будто мальчишки.
– Мм-м, – Шелби задумалась, стоит ли сейчас поднимать эту тему. Она огляделась, заметила, как блестит в лучах солнца изгибающийся ручей. Подумала, что, в конце концов, разговоры о мальчиках именно в этом месте – их давняя традиция.
– Дело в том, что, пока Гриффин был у нас по маминым делам, он весьма откровенно заявил, что его интерес к нашему дому связан не только с работой. А еще и со мной.
Эмма-Кейт фыркнула и достала себе очередного мишку.
– Так и знала!
– Потому что он бабник? Ко всем девчонкам лезет?
– К девчонкам он лезет не чаще остальных мужиков. Дело не в этом. Просто, когда ты в тот день вошла к моей маме на кухню, у него был такой вид, будто его молнией ударило.
– Правда? Я не заметила. А ведь должна была заметить, да?
– Над тобой слишком довлел твой комплекс вины, и тебе от этого было неловко. И что ты ему ответила?
– Да промямлила что-то невразумительное. Я пока не в состоянии всерьез о таких вещах думать.
– Но ты о них уже думаешь!
– И очень зря! У меня только-только умер муж. Да и то, официально это еще не объявлено.
– Ричарда – или как там его на самом деле звали – уже нет. – Ей претила сама мысль об этом проходимце, и Эмма-Кейт сделала движение, словно скатала шарик и зашвырнула его подальше. – А ты вот она. Твой брак был неудачным и, в общем-то, сплошным притворством. Ты сама так говоришь. Никакой траур здесь не требуется, Шелби.