– Меня станут искать.
– Но не найдут. – Осклабившись, он больно ткнул дулом пистолета ей в бок. – Господи, тупая ты сучка, ты что же думаешь, если я столько времени водил полицию за нос, я не сумею облапошить кучку провинциальных болванов, что ли? На том повороте направо. Плавненько, легонечко.
– Сюда твой дружок наведывался. Джимми Харлоу. Если не полиция, то он тебя найдет.
– Это вряд ли.
Тон, каким это было сказано, заставил ее похолодеть.
– Что ты с ним сделал?
– Сначала нашел. Аккуратнее на серпантине! Не хочется, чтобы пистолет от тряски выстрелил.
Внутри у Шелби все дрожало, но руки крепко сжимали руль. Дорога пошла круто в гору.
– Зачем ты на мне женился?
– Мне это было очень кстати. Правда, я так и не смог тебя обтесать, сделать из тебя что-нибудь путное. Ты посмотри на себя: я давал тебе бабок немерено, научил тебя покупать правильные шмотки, научил по всем правилам принимать гостей, а ты как была, так и осталась деревенщиной из Теннесси. Удивляюсь, как я раньше не разобрался, какая ты дура.
– А ты вор и мошенник!
– Все верно, дорогая. – Он развеселился. – Причем мастер своего дела. А ты? Ты никогда ничего не умела. Теперь сверни-ка налево на эту так называемую дорогу. Дальше езжай неспешно и аккуратно.
Пускай в его глазах она невежественная, никчемная и безропотная деревенщина, но эти горы она хорошо знает. И уже примерно представляет, куда они едут.
– Так что тогда произошло в Майами? – спросила Шелби, желая занять его разговором, отвлечь внимание, а сама тем временем сунула левую руку в карман.
– О, об этом мы еще поговорим. Нам много есть о чем поболтать.
Набирать сообщение, ведя машину и изо всех сил сдерживая слезы, было небезопасно.
Шелби молилась господу, чтобы у нее это получилось.
Потому что она теперь знала не только эти горы, но и сидящего справа мужчину. И понимала, что, прежде чем исчезнуть, он ее убьет.
30
Неосвещаемая проселочная дорога, извиваясь, как змея, шла в гору. Это был предлог, чтобы сбросить скорость. Шелби решила показать ему, что боится. Какой смысл сейчас демонстрировать гордость? А страх может стать и оружием. Или по крайней мере формой защиты, размышляла она, пока держала руку в кармане и пыталась набрать членораздельный текст.
– Почему ты просто не сбежал?
– Я никогда не бегаю, – все с той же самодовольной ухмылкой объявил он. – Я перемещаюсь. После дела в Майами ты была мне в самый раз, чтобы моя новая личность стала более реалистичной. Я довольно быстро понял, что в деле от тебя толку не будет, но из тебя вышло хорошее временное прикрытие.
– Почти пять лет, Ричард!
– Я и не собирался так долго держать тебя при себе, но ты залетела. А я же, Шелби, на ходу соображаю, – похвалялся он. – Кто станет подозревать семейного человека с простушкой-женой и малым ребенком? А мне надо было, чтобы куш поостыл. И чтобы Мелинда вышла. Она заключила со следствием потрясающую сделку, тут надо отдать ей должное. Я думал, ей дадут вдвое больше, и тогда мне пришлось бы все это время ждать, пока пыль не уляжется. Заметать следы. Но Мелинда всегда умела меня удивить.
– И ты ее убил.
– Я? Да я же погиб, ты забыла? Здесь направо. Почти приехали.
В этой глуши ничего нет, подумала она, всего пара охотничьих домиков. Во всяком случае, так было, когда она уезжала из Риджа.
Она нажала на телефоне «Отправить» – во всяком случае, так она надеялась, потому что теперь ей пришлось держать руль двумя руками.
– Но ты не погиб. И ты ее убил.
– А кого, скажи мне, разыскивают эти козлы? Джимми! Я вне подозрений. И так и останусь. А когда в понедельник утром заберу то, что мне принадлежит, я буду мало того что вне подозрений, а еще и с миллионами в кармане. Понимаешь, Шелби, долгосрочные планы требуют большого терпения. Вставай рядом с пикапом.
– Здесь еще кто-то есть?
– Сейчас – никого.
– Боже, Ричард, чей это дом? Кого ты еще убил?
– Это дом моего старинного приятеля. Глуши двигатель и давай сюда ключи. – Он снова ткнул в нее пистолетом. – Сама оставайся сидеть где сидишь, я сейчас тебя выпущу. Вздумаешь что-нибудь выкинуть – всажу в тебя пулю. А потом отправлюсь за Кэлли. Я знаю людей, которые неплохо заплатят за хорошенькую маленькую девочку.
Она думала, что он уже не может вызвать у нее большего отвращения.