Тивертона обрадовала быстрота, с которой она усвоила хотя бы первый урок.
— Я всегда просыпаюсь, когда сам себе прикажу! — с гордостью произнес он. — Я долго вырабатывал в себе эту привычку и достиг успеха. Ровно в пять тридцать ты услышишь стук в стенку. Теперь же я тебя запру… ради твоей же безопасности. Лучше быть запертой, чем побитой, не правда ли?
— Я постараюсь уснуть, — промолвила Селина. — Но лучше бы… поскорее настало утро.
— Оно настанет непременно, — пообещал Квентин. — Это единственное, в чем можно не сомневаться в нашей жизни. Спокойной ночи, сестрица. Я надеюсь, что буду тебе хорошим братом — заботливым, но строгим.
— А я… счастлива, что у меня появился такой брат…
Уже с порога Квентин еще раз взглянул на Селину. Свеча догорала. Комната почти погрузилась во мрак. Но девушка и в этом мраке показалась ему воплощением истинной красоты и чистоты.
— Спокойной ночи, сестра, — произнес он, чувствуя, что губы его пересохли. Бессонная ночь не прошла даром.
— Спокойной ночи. И да благословит бог вашу… ой нет!.. твою доброту, — откликнулся тихий голосок.
Квентин Тивертон запер дверь и вернулся в свою мансарду.
Он вспомнил, когда последний раз слышал из женских уст произнесенные так тихо и ласково слова: «Да благословит тебя господь!» Так прощалась с ним его мать.
Глава третья
Стояла нестерпимая жара, на небе ни облачка, и трудно было представить, что еще вчера в горах шел снег с дождем и ветер зловеще завывал в каминных трубах гостиницы.
Квентин Тивертон и Селина на лошадях углубились по утоптанной дорожке в величественный сосновый лес, названный когда-то Черным.
Прошлые страхи и переживания, испытанные девушкой, еще сказывались на душевном настрое Селины. Она была тиха и робка, как мышка.
Когда Тивертон, как и обещал, постучался в стенку, разделяющую их комнаты, она, конечно, бодрствовала. Как могла она заснуть после их разговора и в опасении, что он уедет без нее.
По первому же сигналу она вскочила с постели и торопливо начала одеваться. К счастью, в ее сундучке было платье для верховой езды, которое сохранилось от маменьки, и она носила его в жаркие летние дни дома у себя в Литл-Кобхэме.
Хотя оно было пошито из дешевой материи, Селина им гордилась и считала, что оно не вызовет особых насмешек со стороны шикарных всадниц, гарцующих в окрестностях Баден-Бадена.
Голубой цвет этого наряда соответствовал ее глазам, и, как бы ни была испугана и взбудоражена девушка, она все-таки нашла время заглянуть в жалкое гостиничное зеркало у себя в номере и убедиться, что следы ночной истерики исчезли с лица и она выглядит весьма прилично.
Как и приказал Тивертон, все необходимое Селина плотно завернула в плащ, в котором приехала из Англии.
У нее вызывало сомнение смелого фасона белое платье, сшитое для ее свидания с маркизом. Первым побуждением ее было порвать его на клочки, ведь оно служило вечным напоминанием о жуткой трагедии. Оно вызывало в ней отвращение.
Но здравый смысл возобладал. Все-таки это был, несомненно, дорогой, весьма изысканный и модный наряд. Вряд ли Квентину Тивертону будет по средствам приобрести для нее нечто подобное.
— Я возьму его себе, — произнесла Селина вслух, переступая черту, отделяющую честную девушку от преступницы. Конечно, ей было невдомек, что она присваивает чужую собственность.
Свертывая платье, она не могла не заметить, что оно порвано, и это напомнило ей о событиях той страшной ночи. Это маркиз порвал его, тот сладострастный мерзкий старик, которого она проткнула ножом.
«Как давно это было», — подумала Селина и даже не вздрогнула, потому что была молода и уверена в скором своем освобождении. Так и положено человеческой натуре.
В конце концов узел получился довольно большим, и она его еще перевязывала, когда Квентин Тивертон вошел в комнату.
— Ты готова? — спросил он приглушенно.
— Да, — ответила она шепотом.
Селина ожидала, что он упрекнет ее за то, что узел слишком велик, но он лишь мельком взглянул на него.
— Ты управишься с этой поклажей, Джим, — бросил он через плечо.
Маленький, но мускулистый человечек со смышленым лицом и ловкими движениями выступил из тени и взвалил на плечи узел.
— Джим знает, что мы путешествуем как брат и сестра, — предупредил ее Квентин.
В молчании они двинулись к выходу.